Виталий Кривенко - Как поживаешь, шурави?

По возвращению в полк нам надолго расслабиться не дали, и на следующий день полк отправился в рейд на Иранскую границу – погонять караваны. В первую же ночь колонну обстреляли с гор духи, но урона никакого не нанесли и все остались целы. Немного постреляв по горам, мы двинулись дальше. Примерно в километре от места, где нас обстреляли, находился кишлак, и мы в него въехали. В кишлаке находились старики женщины и дети, мужчин не было. Полкач приказал пехоте вытащить на улицу всех стариков, чтобы у них узнать, где мужчины. Мы так и сделали, повытаскивали стариков, кого встретили, и построили их, потом полкач подозвал Шавката и попросил, чтобы тот побыл переводчиком. Командир спросил старейшин:

– Где мужчины, где твой сын, твой, твой?

Шавкат перевел, и старики ответили что-то, показывая в сторону гор.

– Они говорят что их сыновья там в горах, стреляют в вас, – перевел Шавкат.

Командир крикнул:

– Переведи, если хоть один патрон найдем в кишлаке, всех расстреляем!

И мы рассыпались по кишлаку, вламываясь во все дома без разбора и переворачивая все вверх дном. В помещении я увидел старика возле входа в другую комнату, завешанного какой-то мешковиной, этот старик, расставив руки, как бы загораживал вход. Я подумал, чего это он стал на входе? Может там что-то не так – и направился к нему, подошел и наставил ему в лоб дуло автомата, а он как стоял, так и стоит. И тут сзади подошел какой-то офицер с другой роты:

– Да там женское отделение, у них по закону мужикам туда нельзя заходить, – сказал он, и долбанул этого старика в скулу прикладом. Старик схватился за лицо и упал на колени, а мы, перешагнув через него, вошли в другое отделение. Там действительно были бабы, они закрыли лица и начали визжать, летеха дал очередь с АКСа в потолок, но бабы как дуры продолжали орать. Старик с разбитым лицом схватил лейтенанта за ногу и начал что-то кричать по своему, летеха развернулся и выстрелил старику в голову, бабы начали кричать еще громче.

Летеха спокойно сказал:

– Пошли отсюда на хрен, а то эти дуры так и будут орать, пока их не перестреляешь, – и мы вышли оттуда.

Уже собравшись выходить на улицу, я увидел какие-то мешки возле стены, они были толстые и высотой почти до потолка. Я подошел к мешкам, пристегнул штык-нож к стволу, полоснул по мешку и оказался по колено в муке. С улицы донеслась команда «по машинам», и я побежал, отряхиваясь и думая, на черта я трогал этот мешок.

Собравшись в колонну мы двинули дальше, оставив за собой разграбленный кишлак, но по крайней мере мы не перестреляли там всех подряд, как иногда бывало. Им повезло, что при обстреле с гор никто из наших не был убит, иначе весь кишлак был бы уничтожен. Так дерзко с Советскими себя вести нельзя. На обратном пути БТР наш подорвался на фугасной мине. Мы сидели как обычно на броне, жара была кошмар, да еще ветер-афганец, как он там надоел, слов нет. Я сидел возле открытого люка и смотрел под колеса, не знаю, что меня отвлекло в тот момент, но я поднял голову и повернулся. В эту секунду раздался взрыв под колесом, на которое я только что смотрел. Очнулся, смотрю, меня тащат на носилках в «таблетку» (небольшой медицинский тягач), я соскочил с носилок и начал доказывать медику капитану, что со мной все нормально, я не ранен. Капитан осмотрел меня и спросил:

– В голове не шумит?

Я сказал:

– Немного в ушах звенит, а так все нормально.

Смотрю, рядом стоят взводный, Шавкат и наш наводчик парнишка казах, я спросил: – Что там случилось, как остальной экипаж?

Взводный сказал:

– Все целы, БТРу только колесо оторвало, а ты головой об люк стукнулся и потерял сознание.

Я начал просить медиков, чтоб отпустили, ничего ведь со мной не случилось, голова вроде целая, и я могу ехать на своем БТРе, хотя на самом деле затылок у меня болел страшно, но мне не хотелось в «таблетке» ехать. Тогда медик капитан попросил, чтобы я по приезду в полк пришел в санчасть обязательно. Я пообещал зайти, и он отпустил меня на свой БТР. БТР наш стоял метрах в ста от «таблетки», он мог ехать сам, а колесо ерунда, еще семь оставалось, главное все живы, а железо хрен с ним. В ушах у меня после этого взрыва шумело долго, и я по приезду в полк пошел в санчасть, как и обещал капитану, и пролежал там почти месяц.

Те Афганцы, кто застал так называемое перемирие в 1987 году, знают, что это за дуристика. По всему миру кричали, что в Афгане достигнуто перемирие, и теперь потери среди Советских войск значительно сократятся и все такое. Воевать, мол, будут зеленые (сарбосовская, афганская армия), а наши будут стоять на блоках и в боевые действия вступать не будут. Какая все-таки это была туфта, это политикам казалось, что стоит только объявить перемирие, и оно произойдет, а на самом деле произошло все с точностью до наоборот. За период перемирия резко участились диверсии, и душманы вдвойне активизировали свои действия. А нашим был отдан приказ: в конфликты не вступать и первыми огонь не открывать. Даже непросвещенному в войне профану понятно, что такой приказ означает, и кому он выгоден больше.