Морис Бланшо - Ожидание забвение

Голоса отзываются в безбрежной пустоте, пустоте голосов и пустоте этого пустого места.

Слова стирают в ней воспоминание, которое помогают выразить. У нее в памяти одни лишь страдания, вспомнить которые невозможно.

Его желание отчетливо ее слышать уже давно уступило место потребности в безмолвии, безучастным фоном которого стало бы все то, что она уже сказала. Но питать это безмолвие могло только понимание.

Оба, и он, и она, стремились в языке к скудности. В этом они были заодно. Для нее всегда находилось лишнее слово, имелось слишком много слов, к тому же чересчур богатых, излишне велеречивых. Явно будучи не слишком ученой, она всегда предпочитала, казалось, абстрактные, ничего не вызывающие в представлении слова. Уж не пыталась ли она, а вместе с ней и он, образовать в недрах этой истории убежище, чтобы укрыться от чего-то, в привлечение чего история тоже внесла свою лепту? Выдавались мгновения, когда он в это верил, попадались фразы, которые заставляли его в это поверить.

Быть может, предлагая ему эту историю, она хотела только уничтожить в нем волю к самовыражению, к каковой в то же время и пыталась его свести.

Не нужно возвращаться назад.

Ждать, преисполниться внимания к тому, что превращает ожидание в нейтральное, накрученное само на себя действие, сжатое в круги, самый внутренний и самый внешний из которых совпадают, во внимание, рассеявшееся в ожидании и вернувшееся до самого неожиданного. Ожидание, ожидание, каковое — отказ чего-либо ждать, спокойная, развертываемая шаг за шагом протяженность.

Он испытывает такое ощущение, будто состоит на службе у некой изначальной рассеянности, которая, похоже, доступна лишь скрытой, распыленной в актах предельного внимания. Ожидая, но в подчинении у того, что вряд ли ожиданию доступно.

Для нее ждать означает, кажется, в очередной раз включиться в историю, которую она, не иначе, обяжет его довести до благополучного конца и следствием которой должно стать ее постепенное продвижение к цели. Внимание должно быть этим рассказом как бы исполнено — так, чтобы медленно вырвать его у изначальной рассеянности, без которой, однако, как он отчетливо ощущает, внимание стало бы неким бесплодным актом.

Ждать, чего нужно было ждать? Она выказывала удивление, если он у нее об этом спрашивал, поскольку для нее вполне хватало самого слова. Начав чего-либо ждать, ждешь уже чуть меньшего.

Необычайное давление, оказываемое на него сдержанностью и безмолвным ожиданием. Уже давно они не надеялись более добраться до конца, который для себя наметили. Он даже и не знал уже, об этом ли она продолжает с ним разговаривать. Он украдкой за ней наблюдал. Возможно, она и говорила, но на лице у нее — ни следа благожелательности к тому, что она говорит…

Вряд ли он сделает это. «Если вы этого не делаете, так все равно сделаете». — «Ну а вы того хотите?» — «А, вам из этого вот так вот не выпутаться. Если вы это сделаете, я того захочу». Он задумался: «Может быть, когда-то я мог бы это сделать». — «Когда же это?» — «Ну как же… когда я вас не знал». Что заставило ее рассмеяться: «Но вы меня и не знаете!»

«Да». Она и вправду произнесла это слово? При его прозрачности сквозь него проходит все, что она говорит, даже само это слово.

«Все это произошло, значит, здесь, и вы были со мною?» — «Возможно, с вами: с кем-то, кого теперь я не могу в вас не признать».

Ему бы хотелось, чтобы снаружи было виднее, как обстоят дела: вместо начала — своего рода изначальная пустота, энергичный отказ позволить истории начаться.

История, что она под этим понимает? Он вспоминает слова, которые однажды вдруг прозвучали в его жизни. «Никто здесь не хочет ввязываться в историю». Почти угасшее — и все же все еще вызывающее у него смятение воспоминание.

«Я сделаю все, что вы ни пожелаете». Но теперь ей этого было уже мало. «Я не прошу вас мне помогать, я прошу, чтобы вы, и вы тоже, оставались тут и ждали». — «Чего я должен ждать?» Но она не понимала этого вопроса. Начав чего-либо ждать, ждешь уже чуть меньшего.

«Когда я с вами говорю, кажется, будто все то во мне, что меня прикрывает и предохраняет, меня покинуло, оставив беззащитной и очень слабой. Куда переходит эта моя часть? Не в вас ли она обращается против меня?»

Предчувствует же он, что она ждет, когда он унесет ее так далеко, чтобы в ней вспомнилось и смогло выразиться воспоминание. Вот от чего они ни на секунду не могут отвлечься.