Array Array - Становление Бойца-Сандиниста

Помню, что дня так через три после гибели Тельо мы начали переход вверх по ущелью, посчитав, что гвардия вышла на поиск нашего лагеря. Вот как это получилось. Мы радостно уписывали забитую корову, когда явился один связной — это был Эвелио, — который сказал: «Товарищи, сюда направляется гвардия, а ведет ее такой-то». Действительно, то был живший по соседству с нами крестьянин, захваченный гвардейцами. Последовал приказ, и мы построились в походный порядок: авангард, главные силы, арьергард. Причем на момент отхода из лагеря мои ноги были покрыты язвами лесмании. Флавио наложил мне как можно больше бинтов. В общем, обувь я натянул с большим трудом. Но я шел, яростно желая погибнуть в бою против гвардии. Мы двинулись вверх по ущелью, против течения струившегося по его дну ручья. Ущелье было метров 15 шириной и змеей вилось по крутой горе, которая также стала союзницей гвардии и как бы поджидала целых три дня того момента, когда объявится гвардия и обрушится на нас. Так вот, мы построились, разбившись на авангард, главные силы и арьергард, и двинулись в путь... И горы словно поняли, что происходящее не игра, и нарушили свое безмолвие. Ясное дело, горы были самонадеянны. Вот убили Тельо, и они замерли, как бы перейдя на сторону гвардии. Они отстраненно наблюдали за происходящим. И когда мы начали отступать, идя вверх по ущелью, готовые к столкновению с гвардией, горы вновь начали сотрясаться. Словно это мы их сотрясали. Ну, схватили их за грудки, встряхнули и сказали: «Чего тебе надо, тварь, такая-сякая...» Родриго шел во главе авангарда, Модесто в середине и Аурелио Карраско — в арьергарде. Непосредственно в центре походной колонны шел один крестьянин, Модесто (как командир) и я, поскольку больные всегда шли в середине. В ущелье, по которому мы поднимались, через навороченные груды камней протекала кристально чистая вода. Эти камни ты видел и старался их обходить, но все равно поскальзывался и падал. В результате с самого начала все мои бинты намокли, и вода попала в язвы и творила там что хотела. Словно она была союзницей гвардии и себе в удовольствие растравляла мою рану, хотя моя плоть и сопротивлялась. Она сражалась с водой, и по мере того, как я разогревался, разогревалась и моя рана, и я все меньше и меньше ощущал ее. Я, правда, продолжал поскальзываться на камнях, но боль чувствовал все меньше. В тот момент для меня погибнуть, как погиб Тельо, ну ничего не стоило. Дескать, здесь-то мы проверим, кто больше знает... Кому оказаться в проигрыше. Я помнил, что оружие мое заряжено и по мере того, как продвигался вперед, начал ощущать прилив бешеного желания, несмотря ни на что, померяться силами в бою с гвардией. Вопреки болезни и голоду, который мы испытывали (ведь мы оказались вынужденными бросить запасы мяса). Да, несмотря ни на что. В том числе на смерть Тельо, который мог бы, конечно, и побороться. Но ведь и понять, что с ним случилось, тоже можно... Да и вызов истории мы уже приняли. Я ощущал ярость миллионами крохотных атомных взрывов, разрывавшихся в порах моей кожи. Мозг мой был переполнен этой яростью. Покореженными руками я ощупывал спусковой крючок, в ожидании, что вот-вот покажется гвардия. При этом я понимал, что тогда мне смерть, так как я не смогу перебраться через протекавшую в ущелье речку, сражаясь и посылая во врага пулю за пулей. И вот когда мы метров тридцать карабкались по каменным глыбам — этим рывком мы уходили ущельем прямо в глубь гор, — я сказал Модесто, шедшему впереди и все больше забиравшему вверх: «Слышь-ка, Модесто, забыл ты сказать, чтобы я захватил учебник по альпинизму». Ведь я видел, что даже Модесто с трудом поднимался по этому каменному каскаду... Когда мы выбрались наверх, я сказал Модесто: «Если я погибну, то передай моему ребенку (я уже знал, что у меня родился ребенок), что его отец был революционером, выполнившим свой долг, и чтобы он гордился жизнью, прожитой его отцом». А он эдак потрепал меня по взмокшей щеке и сказал: «Расскажу, расскажу». Собственно, что ему было до всего этого. Главное было идти, прикрываясь с флангов, да не сорваться вниз. Горам же, которые раньше нас защищали, нам помогали и нас собой укрывали, но которые застыли после смерти Тельо, я не доверял... Они могли оказаться на стороне гвардии. Однако они вновь ожили, увидев нашу готовность сражаться. Да, они оживали, возвращались в свое нормальное состояние. Когда я заговорил с Модесто о своем ребенке, мы уже уходили все глубже в горы, а гвардия так и не появилась.