Помню, когда я переходил на нелегальное положение, то в моде была песня Камило Сесто с такими словами: «Ты помоги мне обменять мои шипы на розы...» Так вот, Иван Гутьеррес, который шел рядом со мной, однажды пропел эти слова — он был влюблен, — и вдруг мы услышали в горах громкое эхо: «...Помоги-и-и-и-и-м-н-е-е». Вышло, словно этот бедняга обращался к городу, к своей женщине. Он звал ее на помощь. Впрочем, еще неизвестно, кто кому мог помочь... В тот день Тельо не упрекал нас, а наоборот — улыбнулся.
Наш переход представлял собой постоянную борьбу. Ноги стирались в сплошную рану. Неожиданно мы обнаружили, что нам нравится соль, и стали есть ее больше, чем обычно. Ясное дело, это началось обезвоживание организма, что и объясняло наш солевой голод. Соль мы сыпали буквально горстями... И хотя обезьяны мясо было уже посолено, мы посыпали его еще солью и впивались в него зубами. То же самое мы делали и с вареным мясом. Открыли мы для себя и цену огню. Не сумеешь в горах развести огонь, и ты погиб. А вдруг спички промокли, что тогда? Нужно кресало, чтобы развести огонь. Вообще в вещмешке ты хранишь все в пластиковых пакетах: спичечный коробок, записную книжку, фотографию сына. А что до цены огня, то ее открываешь для себя, когда готовишь, сушишься. Впрочем, огонь нужен не только для приготовления пищи. Дело в том, что огонь не дает тебе оставаться в одиночестве.
Наконец в один из таких вот дней мы добрались до лагеря. Сигнал был тот же — удары мачете о палку. Итак, я мог теперь познать волновавшую меня тайну. Мы вошли в лагерь, и, как я помню, тут нас встретил парень лет 28—29. Он был худым и выглядел даже еще жестче, нежели Тельо и Сильвестре. Выражение его лица было твердым, но без следов горечи. У него были каштановые волосы. Он носил очень красивые дорогие очки с синими стеклами. Но его лицо с маленькой рыжеватой бородкой было довольно простым. Да, каштановые волосы, рыжеватая бородка, голубые глаза на белокожем лице плюс «верде оливо» и автоматическая! винтовка R-15 [68] «Верде оливо» — зелено-оливковый цвет. Униформа такого цвета стала одним из символов партизанской борьбы. Автоматическая винтовка R-15, производимая в США, является одним из наиболее распространенных видов стрелкового оружия, используемых партизанами в разных странах Латинской Америки.
. Нас он приветствовал с улыбкой. А знаешь, что это такое, когда после целых 20 дней, на протяжении которых на тебя иначе как со злым недовольством не смотрели, поставленный над тобой вездесущий командир, тот, что превосходит тебя буквально во всем, вдруг глянет с улыбкой? Я бы сказал, с очень даже красивой улыбкой, осветившей его жесткое лицо. Родриго — таков был псевдоним этого человека. Позднее я узнал, что его звали Карлос Агуэро Эчеверрия. Он был заместителем Модесто и руководил боевыми операциями партизан.
Находились там и другие товарищи. Например, Давид Бланко и еще кто-то, кого я уже не помню. Войдя в лагерь, мы увидели тенты зеленого пластика и десяток разбросанных по сторонам больших черно-зеленых хижин. Часть навесов, на которых лежали рюкзаки, были деревянными. Перед некоторыми хижинами виднелись небольшие столики, сделанные из стволов пакайи. Была там и кухня с большими горшками, стоявшими на жаровнях... Да, это уже был настоящий лагерь. Он и выглядел так, как я себе представлял... А вот людей что-то не было видно. Я решил было, что они куда-нибудь ушли или располагались в другом месте. Но нет, больше в лагере, кроме тех, кого мы уже видели, вообще никого не было. Однако открыл я это для себя не сразу, поскольку знал, что по другую сторону гряды Кордильер Дарьена, километрах в 600 от нас, находились Виктор Тирадо Лопес и Филемон Ривера. Где-то там был и мой брат Эмир. Мы же находились на отрогах гор Исабелии.
Хотя Родриго получил с нами корреспонденцию, но читать ее сразу не стал, а позвал нас. Ему было интересно побеседовать с нами. Думаю, что им овладели те же чувства, что и Тельо. Хотя я сказал бы, несколько иные, поскольку Родриго находился в иных условиях. В том смысле, что здесь — в лагере — их было 8 или 10 товарищей, которые месяцы, а то и годы, откуда мне знать, провели вместе... Год или два — это достаточное время для того, чтобы ты рассказал товарищам о своих устремлениях, о подробностях биографии, о своей семье, о самом насущном. Ты просто не можешь не рассказать. Стоит лишь кому заговорить, как ты неожиданно все-все выкладываешь, и все вокруг уже знают историю твоей жизни, и тебе нечего больше рассказывать...
Читать дальше