Юрий Поляков - Конец фильма, или Гипсовый трубач

— Что-о?! — в один голос вскричали Огуревич, Ящик, обе бухгалтерши, Злата, богатырь Иголкин и даже Кокотов.

— Я не сомневался, вы самый умный и дельный в этой шайке, — с одобрением хмыкнул Проценко.

— Тронут! — Режиссер кивком поблагодарил старика. — Но давайте рассуждать! Ибрагимбыков дал вам какие-нибудь гарантии, устные или письменные?

— Н-нет… но я уверен… по факту… в качестве благодарности…

— Дорогой Георгий Кириллович, вы путаете «Разбойников» Шиллера с уголовниками демократии. Первые держат слово всегда, вторые — никогда. А он вам, оказывается, даже ничего не обещал. На что вы рассчитываете? Ибрагимбыков в знак благодарности зашлет вас в заштатную богадельню, где доживают век заслуженные колхозники, а на десерт дают ячневую кашу с маргарином. В Талдом, например!

— Вы лжете!

— Нет, возвращаю вас в реальность. Там, в Талдоме, в холодильнике будет только домашнее сало и докторская колбаса из сои. А после первой кражи вас попросту удавят вожжами. Это вам не великодушные ветераны большого искусства: упреки, собрания, гневные речи… Нет! Люди земли суровы и заскорузлы!

— Что вы предлагаете? — застонал злоумышленник, вращая пальцами с нечеловеческой скоростью.

— Я предлагаю договор. Письменный, заметьте! Ваши условия?

— Мои условия? — Проценко посмотрел на делегацию своим знаменитым бесконечным взором Тузенбаха, уходящего на дуэль с Соленым. — Только с адвокатом!

— Нотариус будет.

— Когда?

— Уже едет. А мы пока обговорим ваши, так сказать, кондиции.

— Кондиции? Ха-ха… Первая кондиция: свободное посещение всех холодильников в любое время суток. — Сказав это, старый актер глянул на депутацию с хитринкой роллановского Кола Брюньона.

— Что-о? — возмутилась Злата.

— Я категорически против! — заволновался Ящик. — Есть решение собрания, строго запрещающее…

— Мы покидаем переговоры! — Огуревич начал разворачиваться к двери.

— Договорились! — кивнул Жарынин. — Но, конечно, не в любое время суток, а строго с девяти до двадцати одного. Идет?

— Идет! — повеселел Проценко и злорадно посмотрел на старого чекиста. — Вторая кондиция: трехразовое ресторанное питание.

— Георгий Кириллович, опомнитесь! Это невозможно! — взмолился директор. — У нас нет средств. Мы фактически банкроты…

— Ничего-ничего, Аркадий Петрович, продадите несколько гектаров торсионных полей, как вы уже продали Невнятную поляну, — холодно отозвался режиссер.

— А по какой статье я это буду проводить?! — воскликнула Валентина.

— Ритуальные услуги, — пояснил игровод. — Значит договорились: обед вам будут возить из Муранова, из ресторана «Тютчев».

— А завтрак и ужин? — плаксиво уточнил Проценко.

— Завтрак — в столовой. Ужин в — холодильнике. По рукам?

— Ладно, уговорили…

— Дальше!

— Третья кондиция… — Старик, не ожидавший такого поворота, надолго задумался. — Э-э-э… Третья кондиция… Ежедневные прогулки по Москве и окрестностям на автомобиле, — наконец весело выпалил он.

— Я не могу этого слышать! — вскричала Злата и метнулась прочь из номера.

— А как я буду километраж списывать? — всплеснула руками Регина, отшатнувшись от Жарынина.

— Если есть еще слабонервные, они тоже могут удалиться, — жестко оповестил игровод и выждал несколько мгновений. — Нет? Очень хорошо! Согласен: еженедельные прогулки на автомобиле.

— Э-э-х, будь по-вашему! — с отчаяньем гоголевского игрока согласился Проценко.

— У вас все, Георгий Кириллович? Теперь наши кондиции. Вы, в свою очередь, обещаете не посещать судебное заседание, не делать никаких заявлений, как устных, так и письменных, а также воздерживаетесь от любых контактов с Ибрагимбыковым. И разумеется, никаких интервью о ситуации в Ипокренине. Договорились?

— Хорошо. По рукам.

Как раз в этот момент отворилась дверь, и в сопровождении шофера Коли вошел запыхавшийся нотариус, похожий на почтальона с высшим образованием.

— Добрый день! Что тут у нас — заключаем или составляем?

— В каком смысле? — уточнил Огуревич.

— Ну, сделочка или завещаньице? — Нотариус глянул на Проценко, определяя на глазок износ клиента.

— Нет, мы должны в установленном порядке заверить кондиции! — торжественно объявил Жарынин.

— Какие еще кондиции? — заморгал законник.

— Чрезвычайно важные: о свободном посещении холодильников, о ресторанном питании и автомобильных прогулках! — объяснил игровод, ввергнув разъездного стряпчего в полное недоумение.