Ольга Погодина-Кузьмина - Адамово яблоко (журнальный вариант)

— Прости, пожалуйста, если мы задели твои чувства, Марьяна, — мать повернула к ней лицо. — Я всё забываю, что сейчас модно верить в Бога и посещать церковь в указанные дни.

Марьяна слегка порозовела. Она сидела очень прямая и бледная, крепко сжимая в руках вилку и нож, и Георгий вдруг испытал к ней непривычное теплое чувство. Он увидел, какой тяжелой и недоброжелательной кажется ей обстановка за столом, и ему вдруг захотелось защитить её от злой насмешливости Максима, от устоявшейся несправедливой враждебности, с которой мать относилась к членам семьи Козыревых.

Впрочем, Марьяна не собиралась сдаваться.

— Ничего. Я понимаю, что в ваше время это было не модно, — ответила она тихо, но твердо.

Водитель Георгия припарковал машину на набережной. Перед тем, как сесть в салон, Марьяна подошла к решетке ограждения, замерла, обводя взглядом очертания рыцарского замка на другом берегу канала.

— Не сердись на маму, она иногда бывает слишком резкой, — сказал Георгий, накрывая её руку в замшевой перчатке своей рукой.

— Нет, я всё понимаю, — быстро возразила она. — Мы отлично провели время. Спасибо. — И затем повернула к нему опечаленное лицо. — Знаешь, я даже подумала, что это мне расплата за годы твоих мучений на наших семейных обедах. Иногда полезно побывать на месте другого. Хороший урок.

— Ты едешь в Озёрное? — уточнил Георгий, открывая перед ней дверцу.

— Нет, на Конногвардейский. Я предупредила Максима. Ты, наверное, в курсе, он сейчас живет там постоянно. Я иногда думаю, правильно ли разрешать ему столько самостоятельности… Но, в конце концов, он взрослый мужчина. Мы не можем вечно его опекать.

— Приходится смириться с этим фактом, — кивнул Георгий. — Максим взрослый мужчина, у него своя жизнь… Ещё не так поздно — может быть, заедем ко мне, выпьем по чашке чаю?

— Нет, Георгий, спасибо, — снова сжимая ручки своей сумки, ответила она. — Ты на Мытнинской, мне это не по пути.

Он снова взял её за руку и улыбнулся, удовлетворённо наблюдая тень смятения на её лице.

— А я что-то хочу горячего крепкого чаю. Хочется посидеть и поговорить с тобой спокойно. Зайдем куда-нибудь в кафе.

Они расположились на белых кожаных диванах в пустом ресторанчике на пересечении Конногвардейского бульвара и Замятина переулка, неподалеку от дома, где Козыревы когда-то жили всей семьей, куда Вероника тайком приводила будущего жениха и где на папиной библиотекиной кушетке был нечаянно зачат наследник престола.

Георгий заказал чай и две рюмки кальвадоса, к которому Марьяна, впрочем, не притронулась.

— Может быть, перекусишь — ты почти ничего не ела за столом?

— Нет, я не ем на ночь, иначе не буду спать, — ответила она с какой-то нервной грустью. — Хочу сказать тебе одну вещь… Я решила со временем продать Озёрное. На трассе теперь постоянно пробки, невозможно каждый день по три часа добираться до города и обратно… Дом большой, его дорого содержать. А главное — он нам теперь ни к чему.

— Да, дом не окупает затрат, — согласился Георгий. — Но особняк в Испании я бы оставил — это неплохое вложение.

— Неплохое, — кивнула она, разглядывая дно своей чашки. — Наверное. У меня теперь так много вещей, которые мне не нужны. Надо учиться жить по-новому, а я всё не могу привыкнуть к этой мысли. Ты знаешь, я всегда оглядывалась на отца, в каждом своем поступке. Во всём стремилась подражать ему… И теперь мне его страшно недостает.

Такая — грустная, кроткая, ищущая поддержки и защиты, она вызывала в нем совсем другие чувства, чем обычно. Он знал, что это не притворство — она была слишком прямолинейна, чтобы кокетничать своей печалью.

— Без него я осталась совсем одна. Мне тридцать четыре года, и всё, что у меня есть — это работа. Я, наверное, напрасно это говорю… А ты хотя бы иногда вспоминаешь Веронику?

— Иногда, — кивнул Георгий. — Но это было словно в другой жизни. Или какая-то история, о которой я прочитал. Всё в прошлом. Слишком многое изменилось. И обстоятельства, и я сам.

— Когда вы с ней поженились, ты уже тогда… ты знал, что интересуешься мужчинами?

Рано или поздно этого вопроса следовало ждать, но для Георгия он прозвучал неожиданно и как-то нелепо.

— А я интересуюсь мужчинами? — переспросил он, ощущая на своем лице чужую, словно наклеенную ухмылку.

— Разве нет? Ты же… гомосексуалист? — словно роняя чугунные слова, произнесла она и сжала губы.

— Кто это сказал? — возразил Георгий, лихорадочно собираясь с мыслями. — Интересными женщинами я даже очень интересуюсь… И я категорически против ярлыков. Мне нравится познавать жизнь во всех её проявлениях… Возможно, я кого-то этим раздражаю, но я таков, каков есть…