Джоан Барк - Хризантема

— Неужели такое возможно? — изумленно ахнул старик.

— Полагаю, что да. Это называется «ясновидение». Парапсихология как раз и изучает подобные вещи. — Высокий монах с явным удовольствием выговорил трудное слово. — В ясновидение верят очень многие. Я читал, что русские уже проводят научные эксперименты, чтобы найти доказательства.

— Не принимайте эти байки всерьез, — усмехнувшись, махнул веером один из монахов. — Звучит, конечно, увлекательно, но он же из Камакуры, там его храм. Слишком много иностранцев, все их влияние. Приезжают посмотреть большую статую Будды и рассказывают всякую чушь.

— Может, и так, — добродушно рассмеялся долговязый монах. — Надеюсь только, что того человека успеют найти, когда я сам упаду в овраг.

Собравшиеся подхватили его смех. Кто-то завел разговор на другую тему, более привычную. Старый настоятель почувствовал разочарование, ему хотелось побольше узнать о ясновидении.

Позже вечером он нашел великана в саду, где тот любовался луной.

— Я не вспоминал об этом долгие годы, — признался старик. — Похоже, моя внучка обладает таким даром… во всяком случае, обладала в детстве.

— Ясновидением? — удивленно воскликнул Кэнсё.

— Не могу сказать, что вполне уверен, — смутился священник, — но она часто говорила вещи, которых знать никак не могла.

— А теперь с вашей внучкой такое случается?

Старик покраснел от смущения.

— Она вышла замуж и живет в Токио, мы видимся редко. Может, с возрастом и прошло, не знаю. Видите ли, мать старалась ее от этого отучить…

— Очень интересно, — заметил рослый монах, почтительно склоняясь к хрупкому старику. — В Японии люди вообще очень редко признаются в необычных способностях, у нас не принято выделяться.

— Да, вы правы, — серьезно кивнул настоятель и вновь смутился.

Пожалуй, не следовало заходить так далеко. В конце концов, странности Мисако остались в прошлом. Он решил больше не развивать эту тему. Кэйко наверняка рассердится, если узнает, что он обсуждал ее дочь с посторонними.

— К сожалению, мне сегодня вечером что-то не по себе. Такая жара… Возраст, видимо, сказывается. Возможно, нам удастся побеседовать как-нибудь в другой раз… — Он замялся. — Надеюсь, вы не обидитесь.

— Конечно, конечно. Поговорим в другой раз, — вежливо поклонился монах и скороговоркой добавил: — Говорят, красные осенние клены в Ниигате просто бесподобны. Если вы позволите мне навестить вас как-нибудь осенью, то я с удовольствием послушал бы еще про вашу внучку. Я искренне убежден, что люди, наделенные чудесным даром ясновидения, на самом деле существуют, и должен, к стыду своему, признаться, что испытываю почти непреодолимую тягу к таким рассказам.

— Хай, хай, [1] Японское «хай» обычно переводят как «да», однако это не совсем точно. В диалоге оно, как правило, означает, что слова собеседника услышаны и приняты к сведению. Зачастую «хай» используется и как ни к чему не обязывающая реплика для поддержания разговора. Автор здесь и далее употребляет его в самом разном контексте — очевидно, для создания колорита. (Здесь и далее примеч. ред.) — произнес старик в тиши пустой кельи. — Листья снова меняют цвет в Сибате. Самое время для визита.

План приобрел реальные очертания. Договорившись с монахом из Камакуры, нужно будет пригласить из Токио внучку и провести службу за упокой души девушки, чьи останки нашли в пруду — в том самом пруду, на берегу которого Мисако играла в тот день. Было ли это случайным совпадением или ее чудесный дар — реальность?

Старик, кряхтя, поднялся на ноги. Прожитые восемь десятков лет дают право навязывать свою волю молодому поколению, даже если оно сочтет тебя старым дураком, выжившим из ума. Принятое решение словно вдохнуло в тело новые силы. Настоятель отодвинул раздвижную перегородку сёдзи и вышел в коридор, чувствуя себя почти молодым.

Кухня источала приятные знакомые запахи. Толстяк Тэйсин нарезал лук, на газовой плите уютно булькала кастрюлька с похлебкой, а рядом с ней горшочек с рисом, крышка которого слегка дребезжала. Увидев настоятеля на кухне, Тэйсин удивленно поднял голову.

Возле допотопного настенного телефонного аппарата с заводной рукояткой висела на гвозде записная книжка в черном потрепанном переплете. Старик недолюбливал всякую технику, поэтому, вежливо поприветствовав помощника, попросил отыскать номер дзэнского монаха из Камакуры и дозвониться, а пока сел на стул — единственный в храме — и стал терпеливо дожидаться, сложив руки на коленях. Час стоял ранний, и заспанный телефонист не сразу ответил, но вскоре монах был на линии. Настоятель поспешно вскочил, принял трубку из рук Тэйсина и, то и дело кланяясь кухонной стене, заговорил: