Джоан Барк - Хризантема

— Вы только посмотрите на ту иву, — кивнул старый священник, — все еще свежая, зеленая. Удивительное дерево — первое распускается весной и позже всех желтеет в конце года. Его нежная листва трепещет даже от самого легкого ветерка и поэтому служит символом полного единения с природой…

Кэнсё что-то вежливо промычал в знак согласия. Ему не терпелось поскорее узнать, что же такое задумал хозяин. Чувствовалось, что старик пытается донести до его сознания нечто важное и труднообъяснимое, и он старался не пропускать ни слова, однако желание вновь поднять тему вчерашней беседы оказалось сильнее.

— Возможно, — неловко начал Кэнсё, — дзюсёку-сама заговорил об иве, потому что это дерево в народных сказках связывается с привидениями?

Едва промолвив эти слова, он готов был откусить себе язык. Как глупо! Разве можно начинать так сразу!

Последовало неловкое молчание. Старик ни на мгновение не сбился с шага, однако обычная сдержанность в словах ему все-таки изменила.

— Привидения? — нахмурился он. — Какие привидения? Разве я говорил о привидениях? Сказки тут совершенно ни при чем! Мне нет никакого дела до призраков, которые бродят летними ночами и пугают людей страшными рожами… Впрочем, — добавил он уже спокойнее, — ваше смущение объяснимо. Простите, что завожу разговоры о том, чего сам толком не понимаю. Если я и говорю иногда о духах и призраках, то только потому, что не знаю, как их иначе назвать, а с раскрашенными привидениями из театра кабуки это никак не связано.

Кэнсё растерянно почесал бритую голову.

— Извините за глупое замечание, — проговорил он, — я вовсе не собирался превращать в шутку ваш вчерашний рассказ.

— Что вы, я вовсе не обиделся, Кэнсё-сэнсэй! — Старик заглянул в глаза высокому монаху, обнажив в улыбке пожелтевшие зубы. — Я рассказал о случае из детства Мисако вот по какой причине: меня не оставляет чувство, что он как-то связан с костями, которые здесь недавно нашли. История, поведанная вами в Киото, произвела на меня сильное впечатление, и мне кажется, что такие вещи в самом деле возможны… Не хотелось бы думать, что я был несправедлив тогда к внучке.

— Начинаю понимать… Простите мне мое нетерпение, — поклонился монах.

Они перешли проспект и двинулись по узкому переулку. Старик вдруг захихикал:

— Глупо, конечно, с моей стороны. Не время сейчас говорить об иве, осенью она не так уж и интересна… Ага, вот мы и пришли, теперь направо.

Через узкую речку с быстрым течением был перекинут деревянный мост. Старые доски жалобно скрипнули, приняв на себя вес рослого монаха. Кэнсё поглядел вниз: в кристально чистой воде плавно извивались длинные нити водорослей. Он подал руку старику, помогая сойти с моста на дорожку, усыпанную гравием. Еще несколько шагов — и за бамбуковой рощей показались большие деревянные ворота, увенчанные новой соломенной крышей.

Смотритель с супругой встретили гостей с почтением, хотя официальный час открытия наступал еще нескоро. «Добро пожаловать!» — хором произнесли они, кланяясь так низко, словно приветствовали самого князя Мидзогути. Впрочем, по их лицам едва ли можно было судить об истинных чувствах. Щеки молодого монаха зарделись от смущения. В отличие от старого настоятеля он происходил не из рода священнослужителей и не привык к чрезмерным знакам уважения, часто оказываемым духовенству.

Старик поблагодарил смотрителя за согласие принять посетителей в неурочное время.

— Я хотел показать гостю сад пораньше, пока здесь еще пусто, — объяснил он с виноватой улыбкой.

— Пожалуйста, пожалуйста, смотрите сколько угодно! — поклонился смотритель. — Я отпер для вас большой дом, оттуда самый лучший вид на сад.

— Я подам горячий чай, — добавила жена.

Обменявшись с пожилой четой любезными фразами, священники двинулись дальше по дорожке. С верхушки высокой сосны донеслось воронье карканье.

— А вот это, — указал старик на частокол из тонких стройных стволов, поднимавшийся по левую сторону, — тот самый бамбук, из которого горожане делали копья, чтобы отразить войска сёгуна. Его здесь посадили специально, чтобы использовать как оружие в случае необходимости. Вы, вероятно, слишком молоды, чтобы помнить, но в годы последней войны вышел указ сажать такой же бамбук на случай, если придется драться с американцами.

— Вот как… — Кэнсё вежливо кивнул, опасаясь сделать неуместное замечание.

— За бамбуковой рощей и ручьем в длинном строении располагалась казарма, — показал настоятель, — а в той стороне резиденция самого Мидзогути.