Питер Кэри - Джек Мэггс

— Буфет, — шепнул Констебл. — Супницу на буфет. Мэггс поставил супницу на доску буфета и взял протянутую ему Констеблом бутылку кларета.

— И чтоб ни капли мимо.

— Это так называемый животный магнетизм, — объяснял писатель джентльменам за столом, с интересом снова повернувшимся к нему. — Мой друг называет это моим хобби или коньком.

— На живодерню бы таких, — воскликнул Генри Хауторн, пододвигая Мэггсу свой стакан, чтобы тому было легче наполнить его.

— Наш «Ловец», — заявил Тобиас Отс, — не какой-нибудь жулик, как Джонатан Уайльд. Он образованный, современный человек, получающий свои сведения с помощью гипнотических пассов, — здесь он сделал руками плавные движения прямо перед недрогнувшим взглядом Хауторна. — Он сделал их перед четырьмя свидетелями после того, как их уже допросили в полиции; он ввел каждого из них в состояние гипнотического сомнамбулизма. Этот «Ловец», которого зовут Вилфред Партридж, подобным методом получил самое подробное описание подозреваемого от тех, кто считал, что едва разглядели его.

— Да, — подтвердил хозяин дома, но на этот раз так тихо, словно разговаривал сам с собой.

— Человеческий мозг, — продолжал Тобиас Отс, переводя взгляд с одного своего слушателя на другого, — это сосуд, который никогда не дает течи. Он хранит все и помнит все. И если мистер Хауторн предпочитает думать о животном магнетизме как о салонной игре, построенной на обмане, то это потому, что он не читал Вилльера или Пьюзегюра.

— А вы читали в «Морнинг кроникл» о некоем русском джентльмене? — спросил Хауторн. — Он приехал из такой дали, как Севастополь, чтобы в Лондоне поучиться гипнотизму? Читали об этом? Нет? Пишете, но не читаете. Жаль. Кое-кто подумывает использовать ваше благородное искусство для соблазна юных дев.

— К буфету, — прошипел Констебл. — По сторонам. Джек Мэггс, заложив руки за спину, застыл у одной стенки буфета, Констебл — у другой.

— Теперь уже совершенно очевидно, — заметил Отс, — что ни один сеанс гипноза на нашей земле не побудит кого-либо действовать вопреки своей морали.

— Доклад короля Филиппа! — вдруг воскликнул мистер Бакл. — Я должен сказать, что есть совсем иное мнение.

— Вы студент Королевской комиссии?

— Мой ответ — да, — промолвил Перси Бакл.

Он опустил глаза на стол и на его бледных щеках появились красные пятна.

— Я должен предостеречь нашего хозяина, — вдруг заявил Генри Хауторн, не скрывая улыбки в своей густой бороде. — Мой друг Отс стал тайным гипнотизером, как я слышал, — а я действительно слышал, как вы, Отс, пытались убедить Королевского адвоката, что вам должны разрешить подвергать гипнозу всех судимых преступников прямо в зале суда.

— Но Хауторн, мой старый друг, вы просто не поняли моей точки зрения.

— У вас их больше, чем зубцов на вилке, Отс, — ответил Генри Хауторн и вернулся к своему хлебу с маслом.

— Ум преступника так же поддается гипнозу, как и ум любого из людей, — пояснил Отс, и в его светло-голубых глазах заискрились крохотные коричневые крапинки.

Новый лакей слушал этот спор с большим интересом.

— Да что вы, Отс? — вмешался в разговор гость с дрожащей губой. — Какой закоренелый преступник станет делиться своими секретами в зале суда?

— Даже самый последний изменник, — возразил Тобиас Отс, — испытывает внутреннюю потребность рассказать правду. Вспомните предсмертные признания, которые продолжают посылать в Холборн. Это и есть то, что наши отцы называли «совестью». Она есть у всех нас. Для преступника — это как бы своего рода страстное побуждение прыгнуть вниз с большой высоты.

Резкие складки у рта нового лакея выдавали его мнение на сей счет, и это не осталось бы незамеченным, если бы буря скрываемых эмоций не вызвала у бедняги привычный нервный тик, на сей раз невыносимой силы.

Как всегда, это произошло внезапно.

Ему казалось, что в его щеку когтями вцепилась разъяренная кошка. Глаза резало так, словно в них брызнули лимонным соком. Боль была столь велика, что Мэггс не удержался от крика, а бутылка с кларетом, которую он должен был поставить гостям на стол, выпала из его руки и ее содержимое пролилось на персидский ковер.

Разумеется, Тобиас Отс первым увидел, что лакей вдруг упал. Пока гости, не зная, что делать, застыли в испуге на своих местах, он встал на колени около Джека Мэггса и, нагнувшись над его искаженным лицом, осторожно, но уверенно убрал тяжелую руку бедняги с больной щеки.