Светлана Эст: Чемпионка

Как не хотелось Юле признаваться даже самой себе, основной причиной того, что она осталась, было отнюдь не больное горло, а реальная надежда на встречу с нравящимся ей Эммануилом Лобовым, группа которого тренировалась следующей по расписанию.

С бешено стучащим, как после марафонской дистанции, сердцем чуть побледневшая Юля стояла у гардероба, пока он не показался в фойе манежа: воротник длиннополого пальто по-пижонски поднят; шелковое кашне реет белым флагом, призывая к безоговорочной капитуляции всех встречных девиц; на загоревшем в солярии лице сияет не менее белоснежная улыбка, назвать которую совершенной могли бы помешать только чуть раздвинутые передние резцы; тон приветствия одновременно и обвалакивающе-дружеский, и небрежный:

— Привет! Ты чего здесь отираешься?

— Тебя жду… — набралась было решимости Юля, но на последнем повороте к обрыву объяснения, подчиняясь остаткам здравого смысла, вильнула в сторону, — чтоб ты поинтересовался, чего, де, я здесь отираюсь и не перешла ли на тренерскую работу?

— Ты сегодня ядовитая, как шпионское национальное блюдо — цианистый калий.

— Мне нужно кое-что спросить у тебя, — сделала еще одну попытку Юля, опуская голову. Но опаздывающий к началу тренировки Лобов перебил ее:

— Короче!

— Трояк до понедельника, — уныло сказала Юля, понимая, что признание в любви не удалось.

Сжимая в потном кулачке ненужные ей занятые деньги, которые Эммануэль на ходу вынул из солидного кожаного бумажника, Юля зашла в женскую раздевалку.

Основная масса спортсменок уже схлынула двумя рукавами: на выход и на занятия, и только две девчонки из группы тренера Зеленоградова, незнакомые Юле, не обращая на нее внимания, продолжали болтать о знакомых парнях, переодеваясь в обтягивающие эластиковые «велосипедки» и просторные, как бы больше нужного размером, футболки:

— Да, бабник — Эммануэль, бабник, в полном соответствии с кличкой! Это все, кроме тебя, знают…

«Нет, почему же, — подумала Юля, — есть и другие».

— …Я и сама раз видела, что они с Натахой за матами вытворяли.

— Не бреши! Она же «лоханка»!

— Чтоб мне кандидата в мастера спорта не выполнить!

— У них что — горизонтальные отношения?

— Около того, — уклонилась от прямого ответа белобрысая с веселыми веснушками на носу девочка-кнопка, — причем давно уже замечено, что он ««гоняет»» только с призершами и чемпионками — такой вот извращенец! К примеру, взять Наташку; он на нее до «области» — ноль внимания, фунт презрения, а выиграла прыжки в высоту и сразу «хинди-руси, пхай-пхай»-«индийско-российская дружба навек», не посмотрел, что она страшная и тощая.

— У нас биологичка приволокла скелет на урок, — сказала другая спортсменка, более крупная и имевшая тяжелые накачанные ляжки, и маятник разговора качнулся в сторону от остро интересующей Юлю темы.

— Настоящий?

— Ага, свой собственный… А-ля натюрель кажут студентам в мединституте, куда меня мечтают запихать родители, а на уроке биологии учебные пособия — сплошь пластмассовые. Особенно впечатляет увеличенная модель сперматозоида в разрезе… Ну, училка скелет водрузила рядом с доской и Шкляревского вызвала отвечать, а он такое же рагу, как и Натаха: кости, кости и ничего кроме костей, в общем, мозга природой не предусмотрено. Шкляревский — ты же знаешь его, клоуна! — к скелетине этой нежно склонился и говорит: «Удивительное у нас фамильное сходство».

— А в нашу английскую школу американец один приезжал из какого-то религиозного фонда, старейшина Голдберг, лотопал-лопотал сначала по-английски, как его учителя попросили, а потом сказанул по-русски: «Между штат Орегон и ваш город — большой скотство».

Девчонки засмеялись, и, продолжая болтать, вышли из раздевалки.

То, что девчонки сказали об Эммануиле, ударило, словно бесцельно выпущенный из рогатки камень, в незащищенное броней влюбленности место в душе Юли. Как-то разом застыдившись и неуклюжего своего объяснения, и подслушивания, пусть и невольного, чужого разговора, она наконец-то внезапно поверила: Эммануэль расчетливо выбирает партнерш из спортивной элиты. Этого не могло быть, но ведь было! Особенно убедительным для Юльки оказалась несущественная деталь — как раз убеждать-то ее никто и не пытался.

Подойдя к большому прямоугольному зеркалу, висевшему в углу, Юля стала пристально разглядывать себя. «За ореховой рамой, в светлой пустоте отраженной комнаты стояла тоненькая невысокая девушка…. Каждая черта… была легка и чиста, как полет ласточки. Темные глаза с оттенком грустного вопроса казались старше лица», — так описывал романтик Александр Грин избранницу капитана Грэя, учинившего алые паруса пошлому приморскому поселку Каперна. Юлины глаза были ровесниками ее хорошенького личика, остальное подходило, но она со вздохом отвернулась от зеркала, потому что никогда себе не нравилась.