Алан Милн - Портрет Лидии

— Извините меня, мистер Карстерс, что пришла в столь поздний час.

К Артуру уже вернулся дар речи.

— Ничего страшного, пожалуйста, присядьте.

Хотел уже извиниться за пружины, едва не пробивающие обивку кресла и неубранные остатки пудинга на столе, но ее милое: «Благодарю» и ослепительная улыбка, вновь превратили его в немого. Он сказал себе, уже в третий или четвертый раз, что, должно быть, заснул над книгами, и вот вот проснется.

— Мистер Карстерс, вы — солиситор, не так ли?

— Ну… э… да, и… э… нет. Я хочу сказать, что стану им… надеюсь на это… через короткое время, как только сдам экзамены, но пока у меня нет соответствующего сертификата. Это имеет значение? — озабоченно спросил он.

— О, дорогой мой, — в голосе слышалось разочарование. Я думала, что вы — солиситор.

— В определенном смысле — да. Если есть такая необходимость, я могу дать совет, неофициально, то есть, без оплаты… — и торопливо добавил. Разумеется, я бы ничего и не попросил, я хочу сказать…

Она улыбнулась.

— Вы хотите сказать, я могла бы отблагодарить вас, не нарушая ваш юридический этикет?

— Да, разумеется, я хочу сказать… э… может, вы скажете, в чем собственно, дело. Я надеюсь, это возможно?

— Речь идет о завещании. Завещание человеку может написать только зарегистрированный солиситор?

Этот вопрос затруднений у него не вызвал.

— Завещание может написать кто угодно. Люди нанимают солиситора, чтобы тот учел все нюансы, и солиситор зачастую использует особые, юридические обороты, чтобы не допустить неправильного исполкования написанного. Но если обычный человек на обычном листке бумаги, напишет просто и понятно: «Я оставляю мой золотой портсигар Джону Смиту», — и этот листок будет должным образом подписан и заверен свидетелями, Джон Смит получит этот портсигар.

Девушка просияла.

— Так вы мне и нужны! Вы прочитаете завещание, которое написал мой отец, вы скажете ему, как друг, что юридически все написано правильно, завещание подписано и заверено свидетелями, как должно, и погда мы отблагодарим вас, выкажем свою благодарность… — ее восхитительные глаза поймали его взгляд и долго, долго, долго не отпускали, — … как вы того пожелаете. При условии, разумеется, что что благодарность не будет включать в себя наличные.

Она рассмеялась, и смех этот показался ему божественной музыкой. Никогда он не слышал такого удивительного смеха.

— Заранее согласен, — со смехом ответил он.

— Тогда вы поедете со мной?

— Конечно, даже…

— В Нортон-Сент-Джайлс?

Онто хотел сказать: «…на край света», — но вовремя прикусил язык.

— Нортон-Сент-Джайлс? Вроде бы я не…

— Это деревня в двадцати пяти милях отсюда. Мы живем совсем рядом. Наш дом называют «Старый амбар».

— Двадцать пять миль! Однако! Но я не понимаю, — он нахмурился, дабы напомнить ей, что он без пяти минут солиситор. — Это бессмысленно.

С продавленного кресла она поднялась, как с трона и протянула к нему руку.

— И тем не менее… потому что я вас прошу… вы поедете, Артур?

Он уже вскочил, взял ее за руку, заверил, что, конечно же, поедет, потому что без труда представил себе, какой мерзкой покажется ему эта комната после того, как она уйдет, унеся из его жизни романтику и красоту. И всетаки, он не видел никакого смысла в этой поездке. Может, поэтому ему так хотелось составить ей компанию.

Она сжала ему руку, поблагодарила взглядом и, к его удивлению, снова села. Улыбнулась.

— Я знала, что вы мне не откажете. Теперь позвольте объяснить, в чем дело.

Он отодвинул книги в сторону, наклонился вперед, уперевшись локтями в стол, положив подбородок на ладони, не сводя с нее глаз.

— Меня зовут Лидия Клайд. Мой отец и я живем вдвоем. Кроме меня в этом мире у него никого нет, я я сама очень к нему привязана. Он, к сожалению, очень болен, — тут она прижала руку к левой груди. — Врачи говорят, что он может умереть в любой момент, но он и я… — тут она доверительно хохотнула, — … не верим врачам. И все же иногда, вы понимаете, мы им верим. Многие недели он настаивал на том, что должен написать завещание о оставить мне все, что у него есть. Вы знаете, как устроен человек. Откладывает из года в год, говорит себе, что спешить некуда, а потом, когда решаеттаки написать завещание, каждая минута задержки приобретает огромную важность. Вот я и договорилась с нашим другом, лондонским адвокатом, что он приедет к нам и останется на ночь. Встретиться с ним мы договорились на железнодорожной станции. Но не встретились! Я позвонила отцу. Он сказал, что наш приятель прислал телеграмму, в которой сообщил, что неотложные дела не позволяют ему покинуть Лондон. Отец умоляет меня найти какогонибудь адвоката и привезти к нему. Он не может и дальше тянуть с завещанием. Глупо, нелогично, я знаю, он может прожить еще двадцать лет, но… — она пожала плечами. — У больных своя логика. А волноваться ему нельзя, это точно. Отсюда… — она с благодарностью посмотрела на него, — …и мой визит к вам!