Дмитрий Вересов - Книга перемен

Кроме того, он вдруг понял, что был несправедлив, отказывая Авроре в праве на уединение, так как сам-то уже очень давно, более одиннадцати лет назад, с момента воцарения в квартире Франика, оборудовал себе логово в бывшей дворницкой. И кабинетом это логово называлось очень условно, так как Михаил Александрович не имел обыкновения работать дома. Он здесь уединялся: сначала, когда засыпали младенец Франик и не способная передвигаться без посторонней помощи Аврора, потом, когда Франик подрос, а Аврора поправилась, — по привычке, ради чтения «Вечернего Ленинграда», разгадывания кроссворда или захватывающего полета по волнам транзистора, чего Аврора Францевна терпеть не могла. А ему так нравился этот серфинг, так увлекали шум, писк, вой, треск, гудение и шипение эфирных джунглей, что вытащить его из логова в минуты, по меткому выражению Вадима, общения с духами было проблематично.

Будь жива Мария, она бы рассказала, что когда-то в Киеве точно так же они с матерью и прислугой Любонькой, ради воскресного обеда или решения неотложных бытовых проблем вытаскивали из кабинета — из «норы адвоката» — ее отца, деда Михаила Александровича, а он ворчал, негодовал, топал ногами и умышленно терял пенсне в знак протеста, что прервано священнодействие и воистину историческая, блестящая речь, долженствующая прозвучать не далее как на следующей неделе в зале суда, сегодня осталась недописанной. Точно так же или почти так же недоволен был и Михаил Александрович, когда прерывали его «камлание», приобщение к «музыке сфер». Что находил он в этих звуках, в этой скребущей нервы какофонии? Что за картины виделись ему? Он не на шутку сердился, когда задавали подобные вопросы, и бурчал в ответ:

— С чего вы взяли? Что я могу видеть? Духовидца нашли. С партбилетом и должностью ведущего инженера.

Он не лгал и не лукавил, и стесняться ему было нечего, он и в самом деле не обладал высокоразвитым художественным воображением, но никто ему не верил, и Михаил Александрович, теперь уже не только из «любви к искусству», но и из чистого упрямства не желавший расставаться со своим пристрастием, стал замечать за собой, что с некоторых пор пытается увидеть за звуком образ, за диссонансным сочетанием — событие, и за чередой звуков, которые он воспринимал как гармонические, виделись ему стройные рукотворные сооружения (мосты и тоннели, к примеру, или Останкинская телебашня).

Но сейчас Михаил Александрович не стал включать приемник. Он оставил дверь в кабинет полуоткрытой, чтобы слышать, как плещется и поет в ванной Франик, и чтобы уловить момент, когда тот отправится к Авроре пожелать ей спокойной ночи и получить традиционный нежный поцелуй. В этот момент под предлогом благопожеланий на сон грядущий Михаил Александрович и намеревался вернуться в гостиную и рассказать Авроре о своей командировке в Африку. Он очень рассчитывал на способность Франика высказывать не по-детски здравые суждения, в основе которых лежала, однако, детская восторженность. Уверенный, немигающий взгляд, которым Франик подкреплял свои суждения, не оставлял сомнений в том, что сей младенец глаголет истину. Справедливости ради надо отметить, что Франик, паршивец, случалось, и лгал столь же уверенно, и Михаил Александрович раз за разом попадался на эту удочку, напрочь забывая о прошлых прегрешениях любимца. «Единожды солгавший, кто тебе поверит?» А смотря как лгать и смотря какую мордаху строить после того, как тебя вывели на чистую воду. Смотря чем мотивировать свое лганье.

Михаил Александрович, однако, просчитался, уповая на безусловную поддержку и пристрастное посредничество Франика. Во-первых, он не принял во внимание, что Франик не далее как пару часов назад пережил очень серьезный для ребенка стресс, как бы он там ни крепился и ни изображал из себя героя, и ему требовался покой и доброе внимание. А во-вторых, Франик в семье был, как звезда небесная: он не без оснований ощущал себя центром притяжения, а все остальные планетами ходили вокруг него, пусть и по собственным — не пересекающимся — орбитам.

Франик спросил для начала, опережая еще не успевшую отреагировать на новость Аврору:

— Папа, а мы — с тобой?

— Нет, Франц, — вздохнул Михаил Александрович, — определенно нет. Может быть, потом, если придется по каким-то причинам продлить командировку. И то не знаю. Я ведь, скорее всего, буду разъезжать, консультировать, подолгу задерживаться в отдаленных, диких местах. Туда не пускают женщин-неспециалистов и детей. Поэтому даже если бы вы приехали в Ливию, где я должен побывать, то мы все равно не виделись бы. Вы сидели бы в миссии, а там интересно только поначалу, а потом, как говорят, становится очень скучно.