Дмитрий Вересов - Летописец

Дело спас Вадик. Надевая в гардеробе шубку, он вдруг спросил:

— Мама, у меня ведь день рождения через три недели? Да?

— Где-то так, чуть больше, чем через три недели, — ответила Аврора.

— Мы ведь опять на даче будем праздновать? С бабушкой и дедушкой?

— Как всегда. Такая уж сложилась традиция. А ты хочешь что-то другое предложить?

— Я не предложить. Я пригласить. Друга. Вот его, — указал на Олежку Вадик.

— Буду только рада, — просто сказала Аврора, — приходи, Олежка, и папу не забудь захватить.

Посещение магазина игрушек, даже если там ничего не покупать, всегда событие приятно волнующее. А уж если покупать, да еще что-то подарочное, а значит, особо великолепное, то это, можно сказать, полное счастье. Полнейшее. И не так важно, что подарок ты выбираешь для кого-то и сам не будешь иметь на него никакого права. В данный момент важно не обладание вещью, волшебной по определению, а приобщение к таинству. К таинству выбора. Формула «я выбираю для тебя» — это формула возвышения в собственных глазах, формула высокого самоуважения и торжества свободы личности. Тем более что папа разрешил выбрать любую игрушку, невзирая на цену. Вот Олежка и выбирал, придирчиво и старательно.

Михаил с Олежкой решили купить подарок для Вадика в ДЛТ, в Доме ленинградской торговли, что на улице Желябова. Оттуда, то есть с Желябова, как известно, прямо до Финляндского вокзала ходят автобусы, а для того чтобы доехать до Комарово, нужно сесть на электричку именно на Финляндском вокзале. Поэтому они встали пораньше, проехали от Куракиной дачи на трамвае весь проспект Обуховской Обороны, пересели у Лавры на троллейбус и вышли почти в самом конце Невского. Пока ехали, проголодались, а потому съели по круглому мясному пирожку с бульоном в «Минутке», затем свернули с Невского на Желябова и, миновав Театр эстрады, подошли к огромным витринам универмага.

В дверях их обдуло теплым ветром из высоких калориферов. Из репродуктора лилась бодрая музыка вперемежку с объявлениями типа: «Потерявшийся Сережа Хитринов пяти лет, родители ждут тебя у администратора. Товарищи, посмотрите, нет ли рядом с вами маленького мальчика в синем пальто и вязаной шапочке». Или: «Уважаемые покупатели! В отдел парфюмерии поступили духи „Эрмитаж“. Там также имеется большой выбор кремов и лосьонов для лица производства фабрики „Северное сияние“. Спешите приобрести продукцию фабрики „Северное сияние“ на первом этаже нашего универмага. В отделе игрушек…»

— Папа, ну идем же! — торопил Олежка и тянул Михаила за руку. — Вот они, игрушки. Целый зал! Ого!

Покупателей с детьми в этот субботний день было много, и все толкались у прилавков, разглядывая полосатые мячики и разноцветные кегли, пластмассовых кукол в ярких платьицах и резиновых зверюшек с пищалками, деревянные пирамидки с разноцветными кольцами и конусовидные космические ракеты, настольные игры и плюшевую радость — серую, коричневую, белую — со стеклянными глазками и теплыми кожаными носами. Но все это предназначалось для совсем маленьких или для девчонок. А настоящие вещи — машины и оружие — продавались за беломраморной лестницей, ступеньки которой казались подтаявшими по краям, из-за того что мягкий камень истирался великим множеством подошв.

Машин продавалось немало, но они не слишком отличались друг от друга. Большей частью это были разнообразные грузовики. Маленькие, красные и желтые, из дутой пластмассы, похожие на всех зверюшек сразу, — для ясельной шантрапы, жестяные и деревянные — для настоящих людей, шести-семилетних. Именно последние и приковали внимание Олежки. Он притих, прижавшись к прилавку и оценивая чудеса автомобилестроения. Можно было бы, конечно, выбрать вот тот огромный деревянный грузовик с синей кабиной и красным кузовом, но очень уж он напоминает крашеный ящик для цветов. А вот это. Это что?! В самом углу, сразу не замеченный, притаился, будто носорог в высоких зарослях, самосвал того, не поймешь какого, цвета — то ли зеленого, то ли серого, в который красят настоящие самосвалы. И вида он был самого что ни на есть настоящего. Если, скажем, смотреть на нормальный самосвал, что едет по улице, в перевернутый бинокль, чтобы все уменьшалось, он будет выглядеть именно так, как тот, что прячется в углу. А прячется он по одной простой причине: чтобы его не заметил никто, кроме Олега.

Стоил самосвал целых восемь рублей, и не зря стоил, потому что кузов у него поднимался, если вертеть сбоку ручку, и стенки у кузова откидывались, капот поднимался, и дверцы кабины открывались, и туда запросто можно было засунуть шофером хоть зайца, хоть кота, хоть пластмассового космонавтика, стоящего по стойке смирно с руками по швам. Кроме того, специальную ручку можно было вставить в дырочку на радиаторе и покрутить, как бы заводя мотор, а рычание мотора изобразить очень легко — ррр-р-р-рр. Такая вещь!!!