Дмитрий Вересов - Летописец

И Вадик, который прислушивался к разговору взрослых, облизывая ставшую неудобной верхнюю губу, подробно ответил:

— Кто же согласится Гитлером? Мы вот и решили, что Петлюра — наша воспитательница Ирина Антоновна, это которая старая и злая, — молодая-то Майя Никаноровна — она ничего — и еще нянечка бабуля Манефа — она барон Врангель, потому что врет, что у нас рога вырастут, если мы в тихий час не будем спать. А как тут спать, если Ханька Либерман «Смело, товарищи, в ногу» поет, а Надька Пушкова своими штанами хвастается — это такие, которые штаны и чулки одновременно, и лифчик носить не надо, поэтому она одевается быстрее всех, за сорок секунд, как пожарный. А Паулинка Тауре про свою Стрелку брешет, что она говорить умеет, а Лилька Ванденью — это Анка-пулеметчи-ца — из пулемета по белым — тррра-та-та-та-та. А Гитлер у нас — морская свинка. Она рыжая. Ее зовут Адольф, и она все время ест и какает.

— Ну и дела, — подивился Михаил. — А Олег, вот этот самый шкет с расквашенным носом, в садик не ходит. Отказывается. Упирается — и ни в какую. А бабушка Матрена наша с ним не справляется.

А потом, понизив голос, добавил:

— Мальчишка без матери растет и распустился. То есть даже не распустился, а. Просто у нашей деревенской бабушки свои понятия о том, как мальчишек воспитывать. А мне некогда, все на службе. Вот в этот раз зимой отпуск взял да на нашу ведомственную базу приехал, Олежку выгулять, на лыжах покататься, на буерах по заливу.

— И куда это мы едем, пап? — с подозрением спросил вдруг Олеж-ка, гнусавя сквозь платок.

— Куда положено, по-твоему, везти раненых бойцов? В медсанбат, разумеется, — ответил Михаил.

— Уколы делать не буду, — надулся Олег. — В поликлинике уколы и здесь еще. Баба Мотря говорит, что уколы всякие, прививки там — это все х. Ну… ерунда, в общем.

— Олег! — одернул мальчика Михаил. — Баба Матрена старая и в медицине ничего не понимает. Кроме того, далеко не все слова, ею употребляемые, можно произносить вслух. Считай, что они безнадежно устарели и в обществе вызовут только смех.

— А баба Мотря говорит, — упорствовал Олежка, — что вместо прививок надо столетник пить с медом на спирту. Я сам слышал, как она тете Мине говорила. По столовой ложке три раза в день перед едой. И все как рукой снимет. И завал, и теснение в грудях, и нарушение… нарушение в месячнике, что ли? И нервы, и что-то там у дяди Жени навсегда восстанет, только я не понял что. Мировое средство. А если добавить толченой солодки, то.

— Олег, я все же вынужден тебя прервать. Детям, да и взрослым, не стоит рассуждать о том, в чем они не смыслят. Несерьезно получается, согласись, — наставлял Михаил Олежку, а потом повернулся к Авроре и грустно, но с подсознательным умыслом, в котором не отдавал себе отчета, сказал: — Плоховато нам без мамы.

Аврора из деликатности не спросила, что же случилось с матерью Олега, тем не менее одиночество интересного мужчины не могло не пробудить дремавшего до поры до времени женского охотничьего инстинкта. И Аврора привычным движением поправила волосы, приподняла воротничок куртки, стянула варежки, чтобы продемонстрировать ухоженные руки с протяженными пальцами, розовые раковинки наманикюренных ноготочков.

В пункте проката им показали дверь с облупившимся красным крестом. В медицинском кабинете пахло, так же как на лыжно-саночном складе, лыжной мазью и ботинками и царил полумрак. За столом восседала тетка в белом колпаке до бровей и в халате поверх свитера и согревалась чаем. Она отставила чашку и деловито спросила:

— Травма? Руки-ноги целы?

— Руки и ноги целы, головы вроде тоже. Нос вот и губа, — объяснила Аврора.

— Ерунда, заживет, — пожала плечами тетка. — Снегу побольше на нос, если еще кровит. Перелома нет, я же вижу. А губа через пару дней будет как новая. Могу зеленкой намазать. Надо?

— Сама себе губу зеленкой мажь, — пробурчал Вадик, ретировавшийся за спину матери.

— И нос, — исподтишка добавил Олежка, — и уши, и ж.

— Вот как, значит, нынче детей воспитывают. Грубить старшим им нынче позволено, — спокойно констатировала тетка, видимо, обладавшая отменным слухом, и повернулась к пострадавшим тылом. — Чай вот остыл, — сказала она спиной, — и что было приходить, насмехаться? А зеленка всегда полезна. Вот я сейчас кому-то язык намажу.

— Олег! — строго сказал Михаил. — Напоминаю: не все следует повторять из того, что баба Мотря говорит. Иногда мне кажется, что у нашей бабушки слишком богатый словарный запас, — добавил он, обращаясь к Авроре.