Дмитрий Вересов - Летописец

Она абсолютно ко всем, даже к мелочи из начальных классов, обращалась на «вы».

Вадим неловко протянул руку, Марианна уцепилась и поднялась. Росточка она была крохотного, и Вадик поневоле сжался и ссутулился, одергивая серый пиджачок. В таком деликатно скукоженном виде ему было удобнее выслушивать нотацию. А Олег вот в таких случаях, наоборот, вырастал, до потолка распрямлялся, разворачивался, разъезжался, как ширма, заполнял своей персоной все свободное пространство. В такие моменты с ним не то что говорить невозможно было, но и дышать рядом становилось нечем. Олег сегодня опять промотал три урока из шести и явится теперь, скорее всего, только с середины урока физики, когда наверняка закончится опрос, да на сдвоенную физкультуру, завершающую учебный день.

— Вы почему не на уроке, а носитесь по коридорам? — начала Марианна.

— Я торопился, — промямлил Вадик, — на физику.

— Вы меня с ног сбили, — сообщила Марианна, к изумлению Вадика, который не ощутил столкновения. — И это один из лучших учеников школы! Извинения последуют или как?

— Я не нарочно, Марианна Александровна, — прогудел Вадик, склонив голову так, чтобы на лоб упала черная челка. Он знал, что нависающая челка ему идет, добавляет шарма, и научился пользоваться этим — отработал прием.

— Очаровательно, — голосом Буратино прокомментировала Марианна, — бесподобно! А я-то сочла, что нарочно! Я-то думала, что вы спите и видите, как сломаете мне каблук в отместку уж не знаю за что.

О своих игривых снах Вадик предпочел бы сейчас не вспоминать, поэтому он, покраснев, повторил:

— Я не нарочно, Марианна Александровна, — и вежливо добавил: — Извините, я вас не заметил. Можно мне на физику? А то сегодня опрос. Закон Ома. Марк Моисеевич будет недоволен, что я опоздал.

— Значит, ради того, чтобы Марк Моисеевич был доволен, Марианну Александровну нужно с ног сбивать? — ляпнула Марианна.

— Он ничего такого не говорил! — ошеломленно посмотрел на Марианну Вадик. — Он вас очень уважает. Он говорит, что только истинная француженка способна перепутать радиатор с рефрижератором, а… Ой.

Вадик понял, что его занесло куда-то не туда, и спросил с тоской:

— Ну так я пойду?

— И-ди-те, — ледяным тоном, словно только что вылезла из того самого рефрижератора, по слогам отчеканила Марианна. — И пригласите в школу родителей.

— Марианна Александровна, я вам сам каблук прибью, — всполошился Вадик, — не надо родителей. Родители-то вас с ног не сбивали.

— Ах, каблук не важен. Каблук — это личное. И мне его Шура, то есть Александр Ильич, прибьет с успехом. А к вашим родителям у меня серьезный разговор по поводу поведения вашего брата. Он вообще-то в школу намерен ходить?

— Он ходит, Марианна Александровна. На физику, например. — вступился за брата Вадик.

— К Марку Моисеевичу? И не путает закон Ома с первым законом Ньютона? — блеснула знаниями Марианна. — А вот с французскими глаголами у него дела обстоят далеко не так блестяще, да и с русской грамматикой, Екатерина Павловна говорила, тоже, мягко говоря, не все в порядке. Литература ему, видите ли, скучна, и он туда ни ногой, пока Майн Рида в программу не включат. На истории он заявил, что так не бывает. На химии растворил в кислоте брошь Марты Егоровны. Выкрал и растворил.

— Он не растворил, он окислил. Она хвасталась, что брошка золотая и старинная, настоящий антиквариат, а Олег не поверил и сказал, что она врет, что этого антиквариата в галантерее на Среднем завались.

— Про учительницу не говорят «она врет», — возмутилась Марианна. — У учительницы есть имя и отчество, и… она никогда не врет.

— Ну, выдумывает, — согласно кивнул Вадик, — выдумывает, потому что брошка в серной кислоте облезла и почернела. Какое же это золото?

— Все равно, Лунин, поступок крайне неблаговидный. До чего так можно дойти? До колонии? Родителей в школу, Лунин. Завтра же. Все. Отправляйтесь на свою физику, — отпустила наконец Марианна и захромала без одного каблука в подвал к Шурупу.

Олег на физике не появился, не было его и на физкультуре. А то, что его не оказалось дома, так это в порядке вещей. Вадим пообедал супом и картошкой, оставленными Авророй, и сел за уроки, а вернее, сел готовиться к экзаменам для поступления в девятый класс, несмотря на то что до них оставался еще почти месяц.

Вадик и Олег по-прежнему делили комнату, но радости и горести у них давно перестали быть общими, стали такими же разными, как две картинки, висевшие в их комнате, одна — над кроватью Олега, другая — над кроватью Вадика. Рисование цветными карандашами этих картинок в один из дождливых осенних вечеров года три назад стало последним совместным мероприятием Олежки и Вадика. Инициировано это мероприятие было Авророй, начавшей незадолго до этого вставать и самостоятельно, без поддержки, передвигаться. Авроре хотелось немного побыть наедине с маленьким Фраником, по которому она истосковалась за почти полтора года вынужденной неподвижности, она чувствовала себя обделенной в заботе о ребенке. Аврора отправила старших мальчиков на кухню, за общий стол, с заданием нарисовать что-нибудь интересное, не обычные взрывы-танки-самолеты-корабли, а иллюстрацию к сказке, например.