Анна Гавальда - Утешительная партия игры в петанк

Тогда она улыбнулась и позволила любить себя.

«Она улыбнулась и полюбила меня» – звучало бы ярче, не правда ли? Более весомо, романтично. Но я не посмел бы так сказать… И никогда, мне кажется, не смел… Да и теперь, когда я смотрю на нее, сидящую по другую сторону стола, такую веселую, приветливую, снисходительную, такую великодушную к моим родным, такую по-прежнему обворожительную, такую… Нет, по-настоящему я так никогда и не знал… Вслед за ковролином в ресторане «Бристоль», вслед за господином Тайттингером, вероятно, Матильда, стала третьим недоразумением в нашей истории…

Да что это на меня сегодня нашло? Раньше такого не случалось: копание в себе, бесплодные раздумья о наших отношениях. С чего бы это? Результат бесконечных командировок? Слишком много часовых поясов, гостиничных потолков и бессонных ночей? Или слишком много вранья… непонятных вздохов… Слишком часто она захлопывает мобильный, когда я появляюсь без предупреждения? А еще это ее позерство, перепады настроения… Слишком много ерунды.

Лоранс не первый раз мне изменяла, и до сих пор я не слишком из-за этого переживал. В восторг меня это, конечно, не приводило, но, как я уже говорил, я ведь бросился в волчью пасть, сам же подольстившись к зверю. Я быстро понял, что сел не в свои сани. Выходить за меня замуж она отказалась, детей не захотела… И потом… Я столько работал, так часто отсутствовал… В общем, я хорохорился и тешил свое самолюбие всякими небылицами.

У меня это, кстати, неплохо получалось. Я даже думаю, что ее… ее загулы часто оказывались хорошей подпиткой для нашей так называемой совместной жизни. Во всяком случае, на нашей постели это отражалось самым наилучшим образом.

Она соблазняла, обладала, ей надоедало, и она возвращалась ко мне.

Возвращалась и говорила со мной в темноте. Скидывала одеяло, приподнималась на локте, ласкала мне спину, плечи, лицо, долго, медленно, нежно, и под конец всякий раз принималась шептать: «Ты лучше всех», или «Мой единственный», или еще что-нибудь в том же духе. Я молчал, не шевелился, никогда не противясь желаниям ее рук.

Зачастую, когда она гладила мое тело в эти ночи ее возвращений ко мне – ночи отступлений в тыл – мне казалось, что, на самом деле, лаская меня, она пыталась прощупать и залечить собственные раны.

Но это все в прошлом… Сегодня свои расстройства сна она поверяет гомеопатии и даже в темноте мне больше недоступно то, что трепещет и разрывается под ее роскошной броней…

Кто виноват? Матильда, повзрослевшая слишком быстро, словно Алиса из страны чудес, разрушив дом, где «больше некуда было расти»? Она уже не нуждается в том, чтобы я держал ей стремя, а по-английски скоро будет говорить лучше меня…

Или ее отец? Чья «забывчивость» когда-то казалась нам чуть ли не преступлением, а теперь выглядела почти забавной? На смену горечи пришла ирония, тем лучше, вот только я уже не так хорошо выдерживаю сравнение с ним. Правда, все же не забываю, когда у нее начинаются школьные каникулы…

А может, это время работает против меня? Ведь тогда я был молодым, моложе ее, она называла меня своим «юным другом». А теперь я ее догнал. И думаю, даже перегнал.

Иногда я чувствую себя таким старым.

Старым-престарым…

Или же это все из-за моей проклятой работы, где постоянно приходится биться, сражаться в кровь, добиваться и биться снова? И каждый раз все начинать с нуля… Где в свои неполные пятьдесят я по-прежнему чувствую себя как ошалелый студент: сижу на кофеине, как заведенный, твержу всем подряд, что завален работой, путаюсь в собственных чертежах, в который раз представляя очередной проект очередному жюри, с той лишь разницей, что Дамоклов меч с годами заострился.

Еще бы… Теперь на кону не оценки, не перевод на следующий курс, на кону – деньги. Много, много денег. Деньги, власть, ну и мания величия тоже.

Не говоря уже о политике. Нет уж, не говоря о ней.

А может быть, причина в самой любви? В ее…

– А ты, Шарль? Что ты об этом думаешь?

– О чем, прости?

– О музее традиционного искусства? [21]

– Оп-ля! Давненько я там не был… Пока он строился, посещал, а вот потом…

– Во всяком случае, – продолжает моя сестра Франсуаза, – чтобы найти там туалет, это я вам скажу, не каждому дано… Не знаю, во что нам обошлась эта диковина, но на указателях сортиров они явно сэкономили, это я вам точно говорю!

Представляю себе физиономии Нувеля и его команды, если бы они сейчас здесь были…

– Так… это же специально! – подхватывает ее весельчак-муж, – думаешь, аборигенов заботил вопрос, где приспустить набедренную повязку? Шаг в кусты и, пожалуйста!