Юрий Калмыков: Повеситься в раю

Альфред вспомнил рассказ матери об одной школьной подруге. Однажды к матери пришла старушка. Мать не сразу вспомнила свою школьную подругу, ведь в последний раз они встречались, когда им было всего по одиннадцать лет. Эта старушка большую часть жизни провела в сталинских лагерях и как-то осталась живой. Она была дочерью какого-то священника. Из всех рассказов об ужасах этой жизни Альфред запомнил про то, как в присутствии этой девочки, после того как увезли её мать и отца, по приказу следователя были методично уничтожены все вещи, которые были в квартире.

Учебники, школьные тетради, тарелки, мебель, иконы, портреты, фотографии, куклы, детские игрушки, туфли…. Разрезано пальто матери, разорваны ботинки отца. В квартире были варварски уничтожены все вещи, и следователь с маниакальным упорством заставлял девочку смотреть, как уничтожается каждая вещь.

Распиливались кастрюли, гвоздодёром выламывались клавиши пианино. Она запомнила лицо до смерти перепуганного участкового врача, который приводил её в сознание, холод от форточки, запах нашатырного спирта.

Она стоит голая посреди этого разгрома и непослушными руками развязывает бант и выплетает синюю ленту из косички. Лента была на кусочки разрезана самим следователем. Следователь, взяв её за подбородок, чеканя каждое слово, произносит: «У тебя никого нет и ничего нет. Ты никто и ничто! Сейчас мы поедем убивать твою мать и твоего отца!»

Из всех, кого эта старушка знала до ареста, она смогла найти только свою школьную подругу – мать Альфреда. Мать рассказала Альфреду эту историю, когда Альфред был уже взрослым, а эта старушка, школьная подруга матери, давно умерла. Несколько лет назад умерла и мать Альфреда, но Альфред на всю жизнь запомнил хрупкую девочку, развязывающую синий бант.

«Наивно полагать, – думал Альфред, – что со смертью человека не рушится вся его вселенная. Подумаешь, умер. Но пока жив, думаешь, что Земля вращается, человечество остаётся. И даже будет прогрессивно развиваться. А тебя ждут ангелы, чтобы отвести на суд божий. И ты готовишься сказать: „Грешен, Господи!“

Ничего этого нет! Гибнет всё мироздание! Всё, что мог в своём сознании охватить человек, всё, чего касалась рука и по чему скользил взгляд человека! Всё, что он любил и ненавидел! Всё это будет разломано, исковеркано, уничтожено! Канет в небытие. Померкнет солнце, и звёзды упадут. Жизнь и смерть – это лишь две стороны ада. И никому из живущих не избежать этой участи.

Об этом лучше никому не говорить. Разум человека – вещь очень хрупкая. Но единственно, что не бесполезно в аду, это любовь. Это всё, что может человек вопреки аду! И никакой дьявол любовь уничтожить не может. Любовь должна быть сильнее ада! Она реальнее всего этого мира».

Альфред смотрел в потолок. Потолок кружился. Альфред закрывал глаза, но вращение продолжалось.

«Если бы я хотел жить, то я бы, наверное, что-нибудь предпринял, чтобы вращение прекратилось, но откуда взяться такому желанию?»

Альфред поднял голову и посмотрел по сторонам. Вот новый человек, новое лицо. Взгляд внимательный и необычайно спокойный, едва заметная улыбка. Альфред отвел взгляд, закрыл глаза. Образ сохранился. Весь мир плыл куда-то в сторону и размазывался, а лицо сохраняло четкость очертаний, поскольку в нём было спокойствие, спокойствие, способное остановить мир.

«Откуда в человеке может взяться такое спокойствие? Таким спокойным может быть только наивный человек, который построил в своей голове прекрасное мироздание и ещё не наткнулся на ужасающую действительность. Человек с таким спокойствием – это как земная ось, вокруг которой вращается весь неспокойный мир», – подумал Альфред. Он открыл глаза и посмотрел ещё раз. Новый человек на этот раз смотрел в другую сторону и с кем-то разговаривал. Альфред снова закрыл глаза – вращение прекратилось! Образ! Нужно сохранить этот образ! И образ этот не исчезал – он давал устойчивость в мире. Альфред слушал звуки его голоса, не разбирая слов. Слова и не были нужны – голос притягивал к себе и давал устойчивость в мире. Падение и вращение прекратились. Наваливался непреодолимый сон, но это был уже не кошмарный сон.

«Это я вылез из болота и в изнеможении упал, но уже в безопасном месте, – засыпая, подумал Альфред. – Только бы он не исчезал.

Психиатрические больницы обычно производят на людей тягостное впечатление, но не на таких людей, как Самурай. Он был здесь по делу, здесь его звали Сергеем, он считал себя сильным человеком и знал, что он здесь в безопасности. Его крепкое спортивное телосложение, короткая стрижка, волевой характер, всегдашнее спокойствие и рассудительность могли бы пролить свет сведущему человеку на характер его деятельности.