Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник)

К осени 1943 года город Керчь представлял из себя сплошные развалины: ни одного целого квартала, даже отдельного дома. Немцы в городе не жили, а размещались в восьми километрах от станции Багерево, там же стояла и их истребительная авиация. К ноябрьским праздникам 1943 года войска Северо-Кавказского фронта, освободив Кубань, вышли к Керченскому проливу, где высадили десант на крымское побережье восточнее Феодосии.

В июле 1943 года я был назначен заместителем командующего 4-й воздушной армии. Восточнее Керчи, бывшей еще под немцами, войсками отдельной приморской армии, при активной поддержке авиации 4-й ВА, был отвоеван плацдарм, на котором создан Главный командный пункт по управлению всей авиацией. С момента высадки наших войск на Керченском плацдарме с ноября 1943 года до начала нашего генерального наступления в апреле 1944-го я неотлучно находился на ГКП. Мною была выбрана высота – 153,2 м. Высота обстреливалась днем и ночью.

Прикрытие сухопутных войск от налета вражеской авиации обыкновенно осуществлялось непрерывным патрулированием наших истребителей в течение летного дня. Не без труда достали у артиллеристов радиолокационную станцию английского производства. Сняли со сбитого «мессера» радиоприемник. Посадили двух ребят, сносно знающих немецкий язык, и с этого времени были уже в курсе всех переговоров врага. Больше истребители не бороздили впустую небо. Авиационные эскадрильи в готовности номер один ждали на аэродромах. Как только радиолокация сообщала, а данные переводчиков подтверждали, что авиация противника готовится к взлету, мы одним из условных сигналов: «Восток», «Заря», «Запад» – поднимали наши «ласточки» на перехват, атакуя фашистов зачастую на их же территории. Паника среди немецких летчиков стояла порядочная. Бывало, что они по неделе, а то и по две не появлялись в нашем районе. С середины ноября 1943 года по апрель 1944-го, когда началась операция по освобождению Крыма, нами было произведено более 30 тысяч самолето-вылетов на перехват фашистских штурмовиков Ю-87, бомбардировщиков Ю-88, «Хенкель-111», а также истребителей «Мессершмитт-109» и «Мессершмитт-110».

Весной 1944 года стояли затяжные дожди. 11 апреля я получил задание от своего командующего Вершинина провести разведку. Вылетел я на рассвете на Ут-2, с целью посмотреть, на какой рубеж вышли наши войска за ночь. Во второй кабине со мной летел авиамеханик. При нем были автомат и несколько десятков дисков, полностью забитых патронами. Взлетев с площадки в направлении Азовского моря, я пошел на запад вдоль его берега. Было раннее утро, солнце еще не всходило. Кругом – тишина, только наш мотор М-11 что-то бормочет себе под нос...

Через некоторое время, взяв курс на юг, к берегам Керченского пролива, я вышел километрах в двадцати южнее Керчи. Неожиданно, по левую руку, увидел дымящийся разбитый поезд и немцев, бегущих с этого поезда. Позади состава шел офицер. Местность отлично просматривалась, так как полет проходил буквально в двух-трех метрах от земли. Немец заметил меня и начал вскидывать винтовку к плечу. Но я сразу цыкнул на него, и он с перепугу свалился с железнодорожной насыпи, а мой авиамеханик Николай Петров дал по нему несколько очередей из автомата. Я изменил курс своего полета и вышел к Турецкому валу. Увы! Я увидел страшную картину. Начиная от Азовского моря и до самого Керченского пролива, по всему Турецкому валу лежали фашисты в зеленых шинелях. По краям стояли вышки с пулеметными установками, из которых немецкий патруль нас обстрелял. Я прошелся вдоль и поперек над ними, а Николай строчил из пулемета.

По данным нашей авиаразведки, были посланы штурмовики и бомбардировщики...

Враг рвался к Грозному и Баку. Приказ был: «Ни шагу назад! Стоять насмерть!» В Дербенте работал хирургический лазарет, куда отправляли тяжелораненых. В лазарете я дежурила ночами, мыла полы, стерилизовала бинты и инструменты, перевязывала раненых, сидела около умирающих совсем еще юных летчиков, присутствовала при операциях ампутации рук и ног, сдавала кровь на переливание.

Туго перетянута вена. Вплотную – кровать, на которой лежит тяжелораненый летчик, мальчик почти. Лицо крахмально-белое, неживое. Идет прямое переливание. И вот на моих глазах я замечаю, как его кожа как бы розовеет. Конечно, нас не хватало, нас было мало. Дополнительно был объявлен набор вольнонаемных девушек-комсомолок. На курсах спецподготовки нас обучали военному делу, воинской дисциплине. Мы знали устройство винтовки, знали, как стрелять. Маршировали вместе с новобранцами, а за нами бежала детвора.