Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник)

Ты смотришь на меня Пантократором с темной византийской доски – левая рука на Евангелии. Всю толщину книги между драгоценным переплетом мастер залил красным цветом. Сила Логоса. Юношей Эммануилом с глазами цвета пчелиного меда и ушками, завернутыми виноградным листом. Большая богиня Хатхор с коровьими ушами. Через ухо вошел Святой Дух. Берегите уши. Но я не об ушах. Я – о глазах.

С фрагмента деисусного чина – вот-вот начнется суд, – и эта доска также отобрана в Третьяковку, с красной сургучной печатью Кремля: самые ценные иконы России, – Ты отводишь глаза в сторону. Иоанн Креститель чуть ли не торкает меня своим пастушьим посохом в лоб: «Покайся, пока не поздно». Богородица одесную с нежной заботой обо мне: «Ну, сделай еще одно усилие, изменись». А Ты, Ты отводишь глаза в сторону. Ты даешь мне время... «Да... потерпи на мне, Господи».

Я сторонюсь Тебя распятого. Я не люблю этот оттенок. В Европе этот цвет заполучил столько названий – цвет пыли, цвет пепла...

Я приветствую Преображение, когда Ты в снопе абсолютного света. И конечно, люблю Тебя младенцем. Маленьким тельцем золотого тюленя, золотым веретеном на коленях Богородицы. Тебя в белом кульке, когда родители трусят на осле в Египет, подальше от солдат Ирода. Тебя юношей в синем хитоне на дороге среди людей. Ты будешь объясняться притчами, а они будут есть рыбу. Тридцать три года для того времени, кстати, почтенный возраст. Ты изгоняешь из храма менял.

Я видела достаточно православных храмов на Руси. Сказать тебе по секрету, я пересекала алтарную часть «Спасителя», плавая в открытом секторе бассейна Москва, в середине семидесятых. «Потерпи на мне, Господи». Я видела разрушенные высокие каменные храмы, слишком большие для маленьких деревенек, куда никто не заглядывает на литургию, кроме ветра. Заколоченные московские соборы, в чьих приделах десятками лет томились заводские склады, реставрационные мастерские. По Золотому кольцу – церкви без куполов, с зияющими проемами окон и снятыми колоколами. И знаешь, Господи, когда в Троице-Сергиевой лавре в 1930 году снимали колокола, один упирался.

Из дневника писателя М. Пришвина:

«1929. 22 ноября. В Лавре снимают колокола. И тот в 4000 пудов, единственный в мире, тоже пойдет в переливку. Чистое злодейство, и заступиться нельзя...

1930. 15 января. 11-го сбросили Карнаухого. Как по-разному умирали колокола. Большой Царь, как большой, доверился людям в том, что они ему ничего худого не сделают, дался спуститься на рельсы и с огромной быстротой покатился вниз. Потом зарылся головой глубоко в землю. Толпы детей подходили к нему, и все эти дни звонили в края его...

Карнаухий как будто чувствовал недоброе и с самого начала не давался, то качнется, то разломает домкрат, то дерево под ним трескается, то канат оборвется. И на рельсы шел неохотно. Его потащили тросами... При своей громадной форме, подходящей к большому Царю, он был очень тонкий, его 1200 пудов были отлиты почти по форме Царя в 4000 пудов. Зато вот когда он упал, то разбился вдребезги. Ужасно лязгнуло, и вдруг все исчезло: по-прежнему лежал на своем месте Царь-колокол. И в разные стороны от него по белому снегу бежали быстро осколки Карнаухого. Язык Карнаухого был вырван и сброшен еще дня три тому назад, губы колокола изорваны домкратами.

23 января. „Православный?“ – спросил я. „Православный“, – ответил он. „Не тяжело было в первый раз разбивать колокол?!“ – „Нет, – ответил он. – Я же со старшими шел и делал, как они, а потом само пошло“».

Может быть, ты немного еще потерпишь нас? И наконец, в Севастополе – храм Святого Владимира, неухоженный, в подвальной части которого под напольным крестом из черного мрамора покоится прах четырех адмиралов России. И знаешь, пожалуй, я перечислю их имена – В. А. Корнилов, В. И. Истомин, П. С. Нахимов, М. П. Лазарев.

Адмирал достал свое золотое оружие – саблю (или кортик?) и выбросил его за борт.

Я трепещу отца Димитрия. «Оле воск... оле...» Алая завеса в сторону. Явление Илии в тучах: «Гул! Празднословие!» Полыхнул в приход пламенем и скрылся в своей алтарной пещере. Все притихли. Маленьким детям зажали ротики и понесли из храма на крылечко.

Стоит перед нами иерей, проповедь будет говорить. Стоит вонзенным мечом, на две трети в пол. Линия плеч – полукруглым эфесом золотой шпаги. Жители Керкеры подарили золотую шпагу адмиралу Ушакову, не проигравшему ни одного сражения, за освобождение от турок. У моего отца, кстати, были сабля и бурка, подаренная казаками за освобождение Кубани в 1944 году. Недаром он Кубань освобождал, свои земли казачьи. Осталась единственная карточка деда, где он в казацкой фуражке и в белом шарфе. В Первую мировою служил царю и Отечеству. Им, верно, еще и завет Суворова толковали: «Не помолившись святителю Николаю Чудотворцу, оружия не обнажай, ружья не заряжай, ничего не начинай!»