Павел Андреев - Самовывоз

Говорю вам — сначало будет слово, оно будет как пропуск в будущее! Люди будут жить в резервациях: за забором ЗАТО, с охраной — город богатых и образованных, а вокруг — огромная масса других людей…

В квартире стоял настоящий «кумар» — запах анаши превращал непроветриваемую квартиру в пепельницу, полную непотушенных окурков. Запах — могучий генератор подсознания, мощный гипнотический ключ. В башке каждого есть гиппокамп, «морской конёк» по-гречески, — часть лимбической системы обонятельного мозга. Он ведает памятью — прошлым. Судя по всему у Шаса с этим «морским коньком» были проблемы. Люди, у которых нарушен гиппокамп, не способны к воображению. Я вспоминаю, что только мы не представляли себе в армии по обкурке! Впервые попав в Испанию, я вспомнил, как мы с Баканом представляли, жарясь под солнцем на песке Регистана, что мы на Багамах — океанская волна, горячий песок пляжа, прекрасная погода, нам несут Martini. Мы даже делились своими ощущениями — обменивались деталями, конструируя воображаемый мир. Гиппокамп не только держит прошлое, он обеспечивает то, чего нет — виртуальные миры. Говорят, что научились записывать галлюцинации — объективно исследовать, что происходит в мозгу в такой ситуации. Человек якобы слышит голоса, чувствует запахи. Полно, батенька, — говорят ему, — сочинять. Сейчас снимем картину деятельности мозга, и она покажет, что там нет никаких сигналов. Снимают. А они есть! Прибор показывает — сигнал пришел. Мозг сам себе его придумал и создал — запах, звук…

В каком виртуальном мире жили сейчас эти «говнокуры», забывшие как правильно дышать?

Я вообще не курю. Курил в армии — «замальцованную» пыльцу индийской конопли. А кто там ее не курил? Все курили — пусть не врут! Жизнь там так, порой, давала прикурить, что дым из ушей шел и без курева! Экспертом себя в этом вопросе не считаю, но как «накуриться», чтобы с космосом поговорить, представление имею.

По единственной большой комнате двигалось, лежало около десятка тел. Я обратил внимание, что при появлении постороннего, никто не «кипишевал» — на столах и полу я не видел явных улик их наркоманского образа жизни. Толпа укуренных, обломанных, пьяных и с похмелья, но ни одного «неадеквата» или «космонавта». Правовую грань своего существования эти зомби соблюдали четко. Это следовало признать — правила игры с участковым они не нарушали.

Никто практически не разговаривал. Кто-то легким пинком поднял лежащего. Один толкнул другого рукой в плечо, сунул пустой стакан и показал в направлении кухни. Какая-то тварь, похожая на женщину без возраста, пытаясь вспомнить собственную стыдливость, одевалась, путая нижнее белье с верхней одеждой. Никто из них, не говорил — все обменивались жестами, взглядами, мимикой добавляя отсутствующие интонации и подробности. В полной тишине, наполненной смрадом духовно разложившихся людей, шел плотный обмен информацией. Единственным условием для ее передачи был визуальный контакт. Чтобы его вызвать, тела прикасались к друг другу, кидали в других вещи, предметы.

Представьте тараканов, размером с человека. Они ходят вокруг вас, общаются с помощью движений своих усов, трутся друг о друга своим хитиновым покровом, но вы их языка жестов не понимаете — так, примерно, чувствовал я себя в том притоне…

Первым был жестовый язык, не звуковой — стопудово. У приматов голос не подчиняется коре. Я сам помню, как мне Боб (он тогда работал после войны на «Прогрессе» и они с Сухумского обезьяньего питомника получали обезьянок) рассказывал, как один обезьяненок нашел еду, которую ему подбросили сердобольные рабочие. У него хватило мозгов понять, что орать об этом не надо, потому что сбегутся и отнимут, но не кричать он не мог — так устроены их мозги, непроизвольные звуки они не способны регулировать. И этот обезьяний малыш лапой зажимал себе рот, чтобы не так громко орать, пытаясь спасти еду! Так вот, думаю, наш язык — не наследник звуковой коммуникации предыдущих видов, а появился из жестов. Я вспомнил, как мы «семафорили» на проческе и засадах. Рассказ Боба про обезьянку меня тогда сильно торкнул.

— Где Боб? — Спросил я Бакана, освобождая мозг от образа сообразительной обезьянки.

— А ты хотел, чтобы я в твое отсутствие с братишкой посидел? — спросил меня нагло Бакан. Я оценил его юмор и предложил поговорить на улице. Мы вышли, сели в машину. Я привез с собой ноутбук — показать Бакану фотки пацанов с нашей встречи 22.04.08 (25 лет нашему призыву было), фотки комбата. Бакан как-то вяло смотрел на фотки, словно «Мурзилку» разглядывал. Слушал меня невнимательно, все время крутил головой, словно кого-то высматривал. Его трясло и он откровенно предложил съездить в магазин. Магазин был в пристроенном к соседней пятиэтажке помещением. Мы подъехали к магазину. Я дал Бакану денег на пару пузырей водки. Хотел еще дать денег «на жизнь», но он, выбежав радостно с «пузырями» из магазина, крикнул мне — спасибо и… убежал!