Вечером Бурцев пришел домой. В комнате сидел гость. Его звали Коля, он был командир роты связи, откуда был солдат Богословский. Об этом «ЧП» знал весь полк, поэтому Бурцев не стал ничего спрашивать.
— Коля до тебя спал на этой кровати, я тебе говорил, — сказал Гена. — Видишь, какая везучая, никто не задерживается. Говорят и ты скоро уходишь. Когда свадьба?
Бурцев удивился информированности Гены.
— Ещё не решил.
— Как не решил, если весь полк говорит. Говорят, что ты скоро и папашкой будешь.
Бурцев усмехнулся:
— Что они со свечкой стояли, что ли. Все знают даже то, что и я еще не знаю. Коля сидел печальный.
— Не печалься, Коля, авось всё обойдется, давай лучше выпьем, — сказал Гена.
— Понимаешь, Гена, не во мне дело. Этот негодяй Объедков солдата под статью подвел. Солдат-то золотая душа. Его бы попросили на истребителе подежурить, он бы и там подежурил. Парень безотказный, пахарь, одним словом. Если бы другие условия, он бы этого Объедкова одним ударом в землю загнал, у него кулачищи как моих два. Мне кажется, в неуставнухе во многом офицеры виноваты. Во-первых, все скрывают, а, во-вторых, вот такие «огрызковы» пример подают. Я курсантом был в Киевском училище связи. Помню, пошли мы в гарнизонный караул. Там, на гарнизонной гауптвахте младший лейтенант начальником был. Ума как у воробья, сам после школы, училища не кончал, из «кусков». Он говорил: «Если бы мне лейтенанта дали, я за звездочку готов подметать зубной щеткой Крещатик». А знаешь, как эта сволочь издевалась над «губарями». Помню, январь, мороз стоял сильный. Стены в камерах льдом покрыты. А особо холодная камера Котовского (там Котовский, говорят, в свое время сидел, оттуда и сбежал). Эта камера угловая, там вообще, всегда минус. Провинившихся арестованных сажали туда. Так вот, вечером прогулка арестованных. Во дворе этой гауптвахты квадрат пятьдесят на пятьдесят залит — каток. Перед прогулкой лед поливают водой. Выводит арестованных, ставит на этот квадрат и командует: «Ориентир — березка белая, летом кудрявая — первых двух поощрю». Это значит, что в шапке разрешит спать. «Двух последних наказываю». Это, значит, спать в камере Котовского. «Противник с фронта, по-пластунски вперед». Вот они на животах ползут к заветной березке. Когда уже цель близка, он командует «противник с тыла». И так, на животах, они ползают около часа. Шинелями всю воду вытрут, а потом в мокрых шинелях — в холодные камеры спать. Губари эту экзекуцию называли «джамайка». Потому как это сопровождалось под мелодию Робертино, знаешь, пластинка такая была. Эта сволочь любила, что ли, эту мелодию. И никто его не прибил, говорят, получил лейтенанта. Знал об этом и комендант, и начальник штаба Киевского округа, но никто эту сволочь и пальцем не тронул. А мы сейчас говорим Сталин, Сталин. Это уже при Брежневе. Не было бы Сталина, другого нашли бы вождя. Этих гадов, знаешь, сколько? Им только клич дай, а всё остальное они сами сделают.
— Ну ты понес, Коля. Смотри, за такие слова и загреметь можешь.
— Вот поэтому и живем — под одеяло себе бормочем. Вон замполит Шорников собрал офицеров и давай книгу Солженицына хулить. Видно, указания такие дали. Я читал, ещё разрешена была, а тут запретили. Так он выступает и говорит: «Солнценежен, этот Солнценежен», а Юра Кусков возьми, да и выкрикни «Солнцедаров» (вино есть такое «Солнцедар») и уже через пять минут Шорников говорит: «Книга этого Солнцедарова — пасквиль на наше общество». А сам эту книгу и в глаза не видел, потому и не знает фамилию автора, а берется судить.
Коля замолчал, потом взял стакан с водкой, залпом выпил, не закусывая, встал.
— Я пошел, а то молодая жена волноваться будет.
Бурцев встал.
— Я, наверное, Гена, тоже пойду.
— Слушай, Вася, когда мне на твою кровать переселяться?
— Можешь сейчас, я буду там жить. Если не прогонят, конечно, — пошутил Вася.
Свадьба состоялась через месяц. Бурцев зажил спокойной семейной жизнью. Служба стала не в тягость, со всем этим развалом он уже свыкся.
И вдруг в полку произошли события, которые круто изменили его жизнь. В конце февраля поздно вечером неожиданно нагрянула комиссия со штаба армии. Все офицеры разошлись по домам, а солдаты готовились к отбою. Полковник с четырьмя офицерами зашел к дежурному по полку и вручил ему пакет. Тот дрожащей рукой его вскрыл. В нём было распоряжение по поднятию полка по тревоге с целью проверки. Технику и личный состав сосредоточить в районе сбора по тревоге.
Читать дальше