Григорий Покровский - Ввод

Старший отряда сник, наклонил голову.

— Не было никого, и потом, десант не дал разобраться, — ответил он.

— Тогда так, — сказал командир, тыча пальцем Наумкину в грудь. — Если человек, которому вы должны будете оказать помощь, умрёт, я вас расстреляю. Переводчик перевёл.

— А если он уже мёртв? — молвил Наумкин.

— Нет, он жив. Наш врач посмотрел его. Но он не может ничего сделать, нужен хирург. Переводчик Масуда говорил по-русски хорошо.

— Лучше говорит, чем тот, без акцента. Наверняка наш или в Союзе учился, — подумала Ася.

Асю и Наумкина повели к больному. Тот лежал на кушетке, накрытый одеялом. Они начали делать осмотр. Снизу от колен до груди, почти до сосков, были сплошь осколочные ранения. Ася безразлично взглянула и отошла в сторону.

— Мы бессильны, чем-то ему помочь, Виктор Иванович.

— Ася, возьмите себя в руки, — снова медленно и спокойно произнёс Наумкин. — Вася погиб, но вы то живы, и надо что-то делать, чтобы выжить.

И тут она вспомнила про будущего ребёнка, которого она должна родить и вырастить. У неё чудом откуда-то появилась энергия, настрой на успех, как тогда, в ту первую сложную операцию, которую ей доверил делать Модест Петрович.

— Давайте, Виктор Иванович, будем работать. Пусть принесут дополнительно лампы и стол, большой стол, чтобы удобно было.

— Да, он уже не мужик, — сказал Виктор Иванович, помогая Аси оперировать, — детородный орган весь раздроблен.

— Осколочное, проникающее ранение в полость, наверное, задета селезенка. Тут не до мужских достоинств, с того света вытащить бы, много крови потерял, — сказала Ася. — Будем надеяться на Бога, если сердце здоровое, то, может, и вытащим.

Операция длилась долго, Ася закончила последний шов и тут же рухнула на кушетку. Проспав несколько часов, она проснулась и увидела, что больной лежит с открытыми глазами и смотрит на неё. Он уже лежал на кровати, на накрахмаленной белой наволочке и укрыт таким же белым пододеяльником. Возле него стоял штатив, и к его руке была подсоединена капельница.

Виктор Иванович, наверное, похозяйничал, подумала Ася.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она больного. Тот ответил ей что-то по-французски, затем перешел на русский.

— Я что, в плену? — спросил он.

— Нет, это я у вас в плену, а вы у себя дома.

— Это не мой дом, мой во Франции.

Голос его был настолько слабым, что Ася боялась, чтобы он не потерял снова сознание. Она кинулась звать Виктора Ивановича, но того куда-то забрали, и больше она его не видела.

Бурцев услышал стрельбу и шум возле палатки, он проснулся. В это время в палатку зашёл бородач и стал выгонять раненых на улицу. Глаза их встретились. Лицо ему показалось знакомо. Где я его видел, подумал он. Бородач ещё раз взглянул в лицо Бурцеву и сказал на ломаном русском:

— Бэги, шурави.

Бурцев попытался подняться, но резкая боль в груди не дала это сделать. Афганец подошёл к нему и помог. Он подвёл Бурцева к задней стенке палатки, приподнял её, и тот по-пластунски пролез под нею. Превозмогая боль, он уползал от стоящих палаток, не оглядываясь и не видя всего происходящего. Василий только слышал, как оттуда доносились стоны и крики раненых. Вскоре и их он перестал слышать, и все полз и полз. Это время ему показалось вечностью. Он полз туда по направлению к своему полку. Добравшись до глубокой промоины, залёг в ней. Отдышавшись, стал обдумывать дальнейший план действий. Где я мог видеть это лицо? — думал он. В голове мелькали все ранее им виденные лица. И вдруг он вспомнил афганца в кишлаке, прятавшего за свою спину маленького сынишку. Вот уж поистине, «долг платежом красен»! Ася права — хватит, стучало в голове. Я больше не могу воевать против этих людей. И тут он услышал шум вертолётов. Они снижались, не касаясь земли, из них выпрыгивали, кувыркаясь и залегая, десантники. Завязалась стрельба. Он увидел, как ударил с гор миномет. Мины ложились туда, где были палатки. Одна палатка загорелась. В огне потрескивали доски. Ешё одна мина попала точно в палатку и разнесла её в клочья.

— Боже, это же операционная, там же Ася! — закричал он. — Нет, нет, нет, — он обхватил руками свою голову.

От крика она ещё больше гудела.

— Они убили мою жену, моего ребенка. Эта дурацкая война уничтожила меня, покалечила мою душу. Да будьте вы прокляты со своим «светлым будущим», построенном на слезах и крови невинных людей.

Со стороны КП полка бежали солдат, во главе был Васин. Через час всё было закончено. Солдаты собирали раненых и убитых. От той небольшой части медсанбата, которая была развёрнута для оказания первой помощи раненым, остались одни головешки. Бурцева занесли в вертолёт. Его вместе с другими ранеными доставили в кабульский госпиталь. Туда целый день привозили раненых и убитых. За один день сороковая армия не досчиталась трёхсот человек. В разные концы страны в семьи полетели известия, о страшном горе, ворвавшемся в их дома, которое не может заглушить ни крошечная денежная компенсация от правительства, не их отлитые на монетном дворе и врученные посмертные награды. Оно не пришло извне, и не посягало на их жилища и жизни, а сделано руками правителей против своих же граждан, в угоду каким-то непонятным имперским амбициям. В угоду тем, кто, продавая оружие, прибавит себе лишний миллион.