Татьяна Устинова - Я - судья. Божий дар

Через полтора часа Лена отпустила Джонсонов с адвокатом и икающую Людмилу. Умница Дима сложил документы по стопочкам, спросил, не налить ли кофе (спасибо, Дим, поезжай), и откланялся. А Лена все сидела, уставившись в окно, и думала, как разбираться с этим делом номер что-то там тринадцать, будь оно трижды неладно.

Дверь кабинета шарахнула в стену. Плащ, висевший на гвозде над столом, свалился мне на голову. Явился младший лейтенант Таганцев — догадался Штирлиц, пардон, судья Кузнецова. Я вспомнила, как читала маленькой Сашке сказку про Василису Премудрую. Или Прекрасную? Сидят гости на пиру, и тут грянул гром, вздрогнула земля, все перепугались, а Иван-царевич и говорит: «Не волнуйтесь, товарищи, это моя лягушонка в коробчонке пожаловала…»

— Добрый вечер, Константин Сергеевич, — приветствовала я Таганцева, выпутываясь из плаща.

— Здрасьте, Елена Владимировна! Вам, может, помочь?

Не надо мне помогать, спасибо большое, сама справлюсь, я привычная. Лучше бы ты научился дверь открывать не со всей дури об стену, а культурно-интеллигентно-тихо-мирно, как нормальный человек.

— Все в порядке, Константин Сергеевич, присаживайтесь.

На сей раз Таганцев явился с пачкой чая «Три слона» и лимоном. Эти дары волхвов младший лейтенант выложил на стол и предложил соорудить кипяточку. Я против кипяточку не возражала. Равно как и против «Трех слонов» с лимоном.

За чаем Таганцев меня рассматривал, после чего со свойственной ему прямотой сообщил:

— Плохо выглядите, Елена Владимировна. Вид у вас того… Уставший.

Ну, спасибо тебе, дорогой. Приятно слышать, что я того… хреново выгляжу.

Впрочем, Таганцев смотрел с сочувствием и подливал мне чаю. И чего я взъелась? Человек ко мне со всей душой, можно сказать. Ну, не соображает наш Константин Сергеевич, что женщине нельзя говорить: «Ты, мать, того… хреново выглядишь». Но не казнить же его за это?

— У меня дело сложное, Константин Сергеевич. Замучилась. Сегодня встречалась с обеими сторонами. Думала, после встречи определюсь, какое решение принять. И не определилась. Все правы, и все не правы. И американцев жаль, и девчонку эту… Не представляю себе, чтобы у меня Сашку, когда она только родилась, кто-нибудь забрал.

— Сашка — это кто? — спросил Таганцев. Возможно, заподозрил, что снова нарисовался неизвестный ему режиссер или юрист, на худой конец.

— Сашка — это моя дочь, — объяснила я. — Ей тринадцать лет.

Вообще-то, по-хорошему, пора мне заканчивать распивать с Таганцевым чаи и размышлять о сложном деле. Надо брать ноги в руки и ехать домой, к своей дочери. Сашка уже три раза звонила, и последний раз почти в истерике. Сенька, по-прежнему обретающийся у нас, поскольку Натка все еще не разобралась со своей личной жизнью, обслюнявил компьютерную мышь, и мышь теперь не фурычит, а Сашке надо срочно что-то там напечатать.

Сашка орала в трубку, Сенька ревел где-то на заднем плане, в общем — война и немцы. Я им велела умолкнуть обоим, успокоиться, съесть по мороженому из морозилки и дожидаться меня. Сказала, что скоро буду и постараюсь решить все проблемы. Это было два часа назад. Хорошо, если Сашка с Сенькой до сих пор друг друга не поубивали.

Я поблагодарила Таганцева за чай, сдернула плащ с гвоздя и судорожно стала пихать в сумку бумаги, которые дома следовало почитать. Про себя я прикидывала, сколько времени уйдет на дорогу. На метро — час, потом еще на маршрутке минут пятнадцать, но это если нет пробки.

Большой плюс метро — что там можно читать и нет пробок. Но ехать все равно выходит дольше, чем на машине. Эх-эх-эх, это во сколько же я приеду?

— Елена Владимировна, вас, может, подвезти? — спросил младший лейтенант. — Если что, я на машине.

Пожалуй, это и впрямь заманчивое предложение. Я устала, издергалась, и толкаться сейчас в транспорте сил моих нет.

Я милостиво согласилась на предложение Таганцева и до дому шикарно доехала на его перхающей черным вонючим дымом ветхозаветной «шестерке» с подбитым крылом, которую Таганцев отчего-то называл «ласточкой».

В «шестерке» были продавленные сиденья, пахло дешевыми сигаретами и одно окно не открывалось. Оно, конечно, слава богу, что не открывалось, потому что на дворе дождь и холодно. Но как-то мне вдруг сделалось грустно. Летящие по шоссе автомобили, пахнущие лимоном и чуть-чуть — дорогой кожей сидений, остались в прошлом, Кузнецова. Теперь у тебя Таганцев на «шестерке».

Дома меня ждали две новости — хорошая и плохая. Хорошая заключалась в том, что полчаса назад примчалась моя беспутная сестра и таки забрала Сеньку. Так что завтра с утра мы с Сашкой не будем ругаться, кому отвозить Сеньку в детский сад. Плохая новость (если не считать обслюнявленной мыши): Натка не сразу забрала Сеньку. Сперва она выпила последний кофе и доела кусок торта, который остался с переезда. Я очень рассчитывала на этот торт в качестве ужина. Торт на ночь — это, конечно, безобразие, но мне сегодня просто необходимо чем-то утешиться. А что утешает женщину на грани нервного срыва лучше, чем кусок торта с ванильным кремом? Только кусок торта с шоколадным кремом…