Герберт Уэллс - Отец Кристины-Альберты

— Я хочу знать. Почему… — Кристина-Альберта вдруг ужаснулась своей дерзости. — Почему вы не женились на моей матери.

Дивайзис не сделал вида, будто вопрос его удивил.

— Не было никакой явной причины жениться на ней. Ни малейшей. Я не представляю, что сделал бы мой отец, если бы я вернулся из Шерингема женихом случайной знакомой. И в любом случае, — что меня к этому обязывало? — В его глазах был вызов. — Я оставил ей мой адрес, — добавил он. — Она могла бы написать мне. Но не написала.

— Письмо затерялось? — сказала Кристина-Альберта и тут же поспешила добавить: — У меня разыгралось воображение.

Она поколебалась, пугаясь слов, которые решила сказать, но все-таки сказала их с вымученной небрежностью:

— Видите ли, мне, наверное, понравилось бы иметь отцом вас.

Не разразилось никакой катастрофы. Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Ей эта улыбка сказала, что они вполне друг друга понимают, и думать об этом было очень приятно.

— А вместо этого вам приходится принять меня как дальнего родственника, — сказал он многозначительно. — Итак, мы в дальнем родстве, Кристина-Альберта. Большее для нас невозможно. Нам надо вместе подумать о вашем папочке. Это наша общая забота. Маленький человечек очень меня заинтересовал. Этими грезами он защищался от очень многого. И грезы эти могли быть прихотливейшими. Кто знает? Грезы, необходимые для самозащиты.

Некоторое время Кристина-Альберта молчала, ограничиваясь кивками. Она радовалась их бесспорному взаимопониманию и все-таки испытывала разочарование, хотя не могла бы объяснить себе, чего еще она ожидала. Этот человек на расстоянии протянутой руки был для нее самым близким существом в мире, и между ними, возможно, навсегда останется эта непреодолимая преграда. Их соединяли невидимые узы, и их разделяла неизмеримая необходимость. Еще никогда в жизни ей не пришлось узнать, какой может быть любовь. Она хотела любить его свободно; она хотела, чтобы он ее любил.

Она вдруг заметила, что стоит совершенно неподвижно, и что Дивайзис столь же неподвижно стоит на своем коврике и следит за ее лицом. Губы и глаза у него казались спокойными и безмятежными, но она подумала, что, наверное, он стискивает руки, заложенные за спину. Она должна была подчиниться ему. Ей оставалось одно — следовать за ним.

— Папочка — наша общая забота, — сказала она. — Думаю, завтра я начну получать ответы от всех этих людей.

Кристина-Альберта вернулась к своему папочке в сновидении.

Сон был таким странным! Она бродила по свету с Дивайзисом, и они были скованы вместе таким образом, что не могли посмотреть друг на друга, а все время находились рядом. Но благодаря несравненной непоследовательности снов они одновременно были гигантскими идолами из черного дерева и прямо и недвижимо сидели рядом, точно какой-нибудь фараон и его супруга; и они взирали на необъятное пространство. Да, статуями они были колоссальными, а их профили точно повторяли друг друга. На протяжении всего сна она думала о Дивайзисе и о себе как о черных. Пространство между ними было то песчаной пустыней, то бескрайними серыми тучами. Внезапно что-то круглое и белое, подскакивая, скатилось на середину этой арены и оказалось маленьким человеком, таким знакомым маленьким синеглазым человеком, скрученным в шар, обмотанным веревками, страшно покалеченным. Он катался взад и вперед, задыхался, старался высвободиться. Такие мучительные, жалобные усилия! Сердце Кристины-Альберты исполнилось сочувственной нежностью, но, подчиняясь какой-то мощной силе в себе, она встала, а рядом с ней встал Дивайзис, и они размеренным шагом двинулись вперед. Она ничего не могла с собой поделать, не могла остановить мерное движение рук и ног. Они тяжко печатали шаг. Она была лишена голоса, и тщетно пыталась крикнуть: «Мы наступим на него! Мы наступим на него!» Но из ее горла вырывался только клокочущий хрип ужаса…

Они надвинулись на него. Она ощущала, как извивается тело ее папочки под ее подошвами. Он был как надутый бычий пузырь. Его мягкое никчемное тело проминалось и вздувалось под ее ногами. Она забыла обо всем, кроме ее папочки и себя. Почему она так с ним поступила? Дивайзис исчез. Ее папочка цеплялся за ее колени, откуда-то появилась орда гнусных фигур, они принялись его оттаскивать. «Спаси меня, Кристина-Альберта! — умолял он, хотя она не слышала ни звука. — Спаси меня! Спаси меня! Каждый день они меня пытают». Но они уволокли его, и она не могла даже протянуть к нему рук. Потому что была вырезана из черного дерева и составляла единое с Дивайзисом.