Герберт Уэллс - Отец Кристины-Альберты

Тревога Кристины-Альберты при мысли, как ее отец будет принят Крамами, несколько улеглась, когда она увидела, что он буквально покорил Фей, которая обходилась с ним твердо, но снисходительно; они потратили массу времени на то, чтобы она рассмотрела все пятьдесят пять лиц в чудесном кремне. Они начинали снова и снова, но каждый раз сбивались примерно на «два-ацатом» или «два-ад-цать первом». И начинался спор, считали они это лицо или еще нет.

Гарольд вернулся в угрюмом настроении и слишком уж убедительно пинал ящики мистера Примби в коридоре, но Фей вышла к нему с надменным выражении сомнамбулы в светлых глазах, и стуки оборвались, а затем Гарольд спустился в студию, выглядя прямо-таки красавцем в нанковых брюках, голубом пиджаке с большими серебряными пуговицами и огромном черном галстуке. С мистером Примби он был очень мил.

— Вы позволите мне чуточку освежить ваш гардероб? — сказал он. — Эта штуковина на нас всех давит. Словно бы упрекает. Кому-то придется измениться, ему или мне: либо я его покрашу, либо куплю шелковый цилиндр с широченной траурной лентой и зонтик с золотой ручкой — и это обойдется в гигантскую сумму. А краска у меня уже есть.

— Если потом можно будет краску убрать, — сказал мистер Примби. — Видите ли, если мне придется переехать… обратно. В подворье краска в самый раз. Но не в подворье…

— Абсолютно, — сказал Гарольд. — Я думаю сделать из него розовый домик с окнами и так далее. Что-нибудь простенькое. Как набросок русского пейзажа. В духе Chauve Souris [2] Летучая Мышь ( фр .). . Традиционный в энной степени. И мы могли бы вешать по его углам плакаты, раскрывающие то, что происходит. Превратить его в своего рода институт.

— Ну, если так для всех приятнее, — сказал мистер Примби.

Ему любовно взъерошили волосы.

— Милый папулечка, — сказала Кристина-Альберта.

Но тут явился гость, и вновь жизнь Кристины-Альберты омрачило и усложнило присутствие мистера Тедди Уинтертона, его откровенной неискренности. Его изящная фигура, движения, голос будоражили ее чувства, а она ненавидела, чтобы их так будоражили; его безмятежное нахальство парализовало ее чувство юмора, он ранил ее гордость, и она изнывала от желания расквитаться с ним. У нее не было над ним никакой власти, а он вел себя так, будто она — его собственность. И она все время разрешала ему заходить чуть-чуть дальше, чем следовало. В его присутствии ее нос отбрасывал тень до самого горизонта. А теперь он стоял в дверях: брюки из твида одного узора, жилет из твида другого узора, однобортная куртка с накладными карманами — третьего, и полностью расстегнутая по утвердившейся студенческой моде. Стоял и смотрел, как мистер Примби несет через студию на подносике свою коллекцию костей птицы рух, найденных под Стейнсом. Глаза Тедди округлились от насмешливого удивления, губы беззвучно произнесли: «Это еще что такое?»

Кристина-Альберта не собиралась допускать, чтобы какие-то Тедди Уинтертоны смеялись над ее папочкой.

— Мистер Уинтертон, — сказала она, — это мой отец.

— Я только избавлюсь от своих костей, — сказал мистер Примби, — и поздороваюсь.

— Мы сейчас закончим с вещами мистера Примби и пойдем все к Поппинетти пообедать, — сказала Фей. — Почти все уже распаковано.

— Только одна-две допотопные кости, — сказал мистер Примби.

Тедди так и вцепился в одну.

— Это, — объявил он, поворачивая ее так и эдак, — окаменелая берцовая кость носорога из Крэга.

— Это допотопная лошадь, — сказал мистер Примби.

— Прошу прощения! Это кость носорога!

— В те дни у лошадей были носорожьи кости, — сказал мистер Примби. — А у носорогов… Поверить трудно. Да будь у меня одна, мне негде было бы ее поместить.

Мистер Примби был извлечен из халата и водворен в черное пальто и серую фетровую шляпу с черной лентой. Он стал членом компании, которая, растянувшись, направилась из Лонсдейлского подворья в итальянский ресторанчик на Кингз-роуд. Трое крамовских соседей присоединились к ней — очень тихий мужчина с серебряными волосами, молодой человек и смуглая девушка.

Мистер Примби был захвачен новизной самой идеи идти обедать не домой, а из дома, и подробно излагал преимущества этого среброволосому мужчине, который, казалось, принадлежал к тихим, слушающим людям, с которыми он всегда был рад познакомиться.

— Видите ли, вам не нужно готовить еду и стол накрывать, а потом, естественно, и мыть посуду не надо. Но полагаю, выходит дороже.