Джейми Форд - Отель на перекрестке радости и горечи

«Так вот для чего это, — думал Генри, глядя на дурацкий значок „Я китаец“. — Спасибо папе. Если на то пошло, нацепил бы мне лучше на спину табличку „Пни меня!“».

Генри прибавил шагу, свернул наконец за угол и двинулся к северу. На полпути до школы, на Саут-Кинг-стрит, он всякий раз останавливался у арки с железными воротами, чтобы отдать свой завтрак Шелдону, саксофонисту. Шелдон был старше Генри на добрый десяток лет — на целую жизнь! Он играл для туристов за мелкую монету. Несмотря на экономический подъем, на расцвет завода «Боинг», местные вроде Шелдона могли только мечтать о богатстве. Блестящий джазовый музыкант, Шелдон не имел шансов пробиться — из-за цвета кожи. Генри он понравился с первого взгляда. Не оттого что оба изгои — хотя, если подумать, доля правды тут есть, — нет, он полюбил Шелдона за музыку. Генри не разбирался в джазе, знал лишь, что родители его не слушают, и это только добавляло джазу привлекательности в его глазах.

— Славный значок, юноша, — заметил Шелдон, доставая из футляра саксофон для дневного концерта. — Очень мудро — при том, что сейчас творится. Перл-Харбор и все такое.

Генри уже успел позабыть о значке, приколотом к рубашке.

— Папина затея, — буркнул он.

Отец ненавидел японцев. Не за то, что они потопили линкор «Аризона», а за то, что бомбили Чунцин, без остановки, четыре года подряд [3] Бомбардировки одного из крупнейших городов Китая, считавшегося его второй столицей, происходили с 1938 по 1943 год, иногда они длились более суток, вынуждая жителей города безвылазно сидеть в убежищах, где не было вентиляции. Объектами налетов были жилые зоны, деловые кварталы, школы, госпитали. . В Чунцине отец Генри ни разу не был, но знал, что за всю историю ни один город так не бомбили, как временную столицу страны в годы правления Чан Кайши.

Шелдон одобрительно кивнул и постучал по металлической коробке, привязанной к школьной сумке Генри:

— Чем сегодня угостишь?

Генри протянул коробку с завтраком:

— Как обычно.

Бутерброд с яйцом и оливками, морковная соломка и китайская груша. Спасибо маме, приготовила завтрак по-американски.

Шелдон улыбнулся, сверкнув золотой коронкой:

— Спасибо, сэр, удачного дня!

Проучившись в начальной школе Рейнир всего два дня, Генри стал отдавать свой завтрак Шелдону. Так безопаснее. Отец Генри нарадоваться не мог, когда сына приняли в школу для белых на другом конце Йеслер-авеню. Родителям было чем гордиться. Они хвалились на каждом углу — на улице, на рынке, в обществе взаимопомощи «Пин Кхун», куда ходили по субботам играть в лото и маджонг. Только и слышно было: «Генри стал студентом!» (Кроме этих слов Генри никогда ничего не слыхал от родителей по-английски.)

Между тем самому Генри было не до гордости. Его одолевал страх, он отчаянно боролся за выживание. Вот почему, когда в первый школьный день Чез Престон избил его и отобрал завтрак, Генри решил пойти на хитрость — стал отдавать завтрак Шелдону. Сделка получалась выгодная: каждый раз по дороге домой Генри выуживал со дна футляра пятицентовик. А на вырученные деньги раз в неделю покупал маме гемантус, ее любимый цветок, чтобы загладить вину: стыдно было не есть завтраки, приготовленные с такой любовью.

— Откуда цветок? — спрашивала по-китайски мама.

— Купил-на-распродаже-особое-предложение, — оправдывался по-английски Генри, на ходу сочиняя, откуда цветок, да еще и сдача. Объяснял скороговоркой, чтобы мама не расслышала. Ее недоумение уступало место спокойной радости, и она, кивнув, прятала мелочь в кошелек. По-английски она плохо понимала, но явно была довольна: сын умеет торговаться.

Если бы его школьные трудности так легко решались!

К школьным занятиям Генри относился как к работе. К счастью, он научился работать быстро. Иначе нельзя. Особенно на уроках перед большой переменой, с которых его отпускали на десять минут раньше остальных. Ровно столько требовалось, чтобы успеть добежать до школьной столовой и облачиться в накрахмаленный белый передник ниже колен, ведь без него нельзя раздавать обеды.

За несколько месяцев Генри научился молчать в ответ на насмешки школьных забияк вроде Уилла Уитворта, Карла Паркса и Чеза Престона.

А от миссис Битти, поварихи, защиты ждать не приходилось. Шумная, с забранными в сетку волосами, ходячее воплощение одного из любимых американских словечек Генри: бабища. Готовила она вручную, именно вручную: все продукты отмеряла руками в мятых, замызганных рукавицах. Эти ручищи никогда не держали электромиксера. Но как сторожевая собака не гадит в своей будке, так и миссис Битти не брала в рот своей стряпни. Завтрак она всегда приносила из дома. Едва Генри успевал завязать передник, миссис Битти, сняв с волос сетку, исчезала с едой и пачкой «Лаки Страйк».