Эльвира Нетесова - Запоздалая оттепель, Кэрны

«Ждала?» — спросил взглядом. Ее глаза не сумели, не успели скрыть или соврать.

Как давно не целовал Кузьма женщин! Все, казалось, перезабыл. А тут еще не побрился. Но ведь мелочи все это, пустяки! Стиснул бабу так, что не дохнуть. А может, от неожиданности растерялась? Целует послушные губы. И почувствовал ответ. Слабый, несмелый.

Кузьма не выпускает ее из рук.

— Моя иль нет? — смелеет мужик. Но Шурка снова успела взять себя в руки…

Уже на кухне разговорились, преодолев не без труда первый порыв.

— Схоронил свою жену. Теперь у Якова работаю. Там и живу.

— Я знаю. Брат говорил.

— А ты как жила?

— Все так же, как и прежде, без изменений. Сам знаешь. Держу хозяйство. Сестра первотелку дала. Теперь вот молоко есть. Продаю. Три десятка кур. Да зелень с огорода. Лишку на базар отношу. С того и живу. Не густо, но не голодаю. Вон и поросят завела. Тоже, глядишь, к зиме свое мясо будет. Да и много ли надо одной? — отвела взгляд, вздохнула тихо. И добавила: — Сестре твоя работа очень понравилась. Особо сундук. Да и стол. Как в зеркало смотрелась. Завидовала, где такого мастера отыскала? Все увидеть хотела, познакомиться. Но я промолчала, что ты у Якова работаешь! — выдала себя.

— Значит, мое за меня никто не справил и у тебя? — глянул в лицо Шурке.

Никто, — подтвердила тихим эхом.

— Что ж, тогда не стоит медлить! — встал из-за стола.

Шурка к печке метнулась.

— Не боись, Александра! Силовать не стану. Не бандит. Не пужайся загодя! Лишь взаимное приму! — успокоил бабу.

И весь день ремонтировал старинную дубовую кровать матери в тесном сарае. Лишь поздним вечером занес ее в дом. Собрал, поставил в комнате, выставив в сарай железную койку. И, вернувшись, заметил:

— Обивку стоило б сменить. Другой бы вид имела. Враз заиграла б!

Но Шурка молча положила матрац, ничего не ответив Кузьме. Да и что скажешь, если только на ноги вставать стала…

— Проверить надо! На прочность. Ладно ли получилось?

— Ты это что, всегда вот так, с проверкой делаешь? — глянула исподлобья.

— Вот так? Меня к кобелям приплела? — посмотрел на бабу с укором. Та губы поджала. Смолчала в ответ. — Тогда все! Я себя таким не считаю! — вышел в коридор, оделся и пошел, не прощаясь, к остановке. Ничего не сказав, не оглянувшись.

Шурка увидела, как ушел автобус, увозивший Кузьму. Повалилась на койку, залилась слезами.

«Был мужик — и не стало. Обиделся. Теперь не вернется никогда. Не дозваться его, не упросить. Сама, дура, виновата. Ляпнула, не подумав. А он осерчал. Нет бы язык придержала! — ругала себя Александра запоздало. И, оглядевшись, заплакала в голос: — Опять одна! Кругом как сирота. И дом как я! Что нищенка на паперти. Так и сдохну, приваленная крышей. А кто виноват?»

Кузьма постарался сразу забыть о Шурке. Но не все так просто. Она стояла перед глазами до самого стардома. «Ну и поморозило, ну и прихватило тебя, баба! В каждом слове подозрение. Не иначе до стари в вековухах будешь. А доживать едино в стардоме станешь, если Яков сжалится. Я — мужик! Сыщу себе! А вот тебе — спробуй нынче!» — спорит с Шуркой, ругая ее, грозя бабе на все лады.

Кузьма уже свернул к воротам стардома и вдруг споткнулся на чем-то большом, мягком. Поначалу не понял. В темноте тяжело разглядеть. Пошарил под ногами. Нащупал человека.

— Эй, ты! Чего тут развалился? Нашел ночлежку под воротами! Подвинься, дай пройти! — потребовал громко, но человек не пошевелился. — А может, мертвяк, покойного подбросили, иль сам не дошел до богадельни? — Наклонился ниже. В лицо ударило перегаром. — Ну, гад! Нажрался где-то! А спать домой приполз? В гостях не застрял? Давай отваливай от ворот! — Ухватил за шиворот, шарил ремень, за который мог бы оттащить в сторону. Но наткнулся на юбку. Отдернул руку. — Сука подзаборная! Алкашка! — хотел перешагнуть через бабу и услышал:

— Помогите…

— Гляди! Очухалась! Держи карман шире! Помогать стану всякой вонючке! Сумела наклеваться, сама и добирайся, паскудница!

Сказал Якову о бабе, валявшейся у ворот.

— Пойдем глянем, наша или нет? Если из своих старух, завтра разберемся с ней! — позвал за собой.

Осветив фонариком лицо, тут же узнал. Пробормотал что-то злое, но не оставил на улице. Вдвоем с Кузьмой втащил в стардом, оставил в сторожевой комнате, запретив дежурному пускать бабку в комнату. Утром, чуть свет, Кузьма услышал через тонкую перегородку, как к директору постучали.

— Зачем сюда пришли? У меня есть кабинет, там и поговорим! Рабочий день начинается с девяти, сейчас только шесть утра. Идите и не мешайте отдыхать! — услышал раздраженный голос Якова.