Эльвира Нетесова - Запоздалая оттепель, Кэрны

Человек встает с кучи опилок. Пора кормить свиней, чистить, менять подстил.

— Эх, зверухи мои, какое счастье вам подвалило, что не родились в свет человеками! Вас никто отсель не выпрет. Не потребуют зарплату и харчи. Не обзовут дармоедами. Слышь, Катерина! Знаешь, как больно такое слышать? Да еще от кого! У меня от этой жизни не то на руках, на душе мозоли запеклись — кровавые. А кто их видит? То-то и оно! Не болит чужая боль! А родня нынче — хуже врагов! Уразумела? Во, моя Настя детей повыжила с дому! На то даже ты, животина, неспособная. Своего заморыша всеми зубами защитишь от человека. И права! Видно, в тебе больше материнского, чем в моей! Бывшей уже, — выронил из рук лопату.

«Вот дурак! Хоть бы я левака от нее давал, как другие мужики. Имел бы нынче запасной угол. Так нет, верным был, потому и жил при бабе, как собака. Но ту, случается, любят, берегут. Другом зовут. Хотя тож до поры. До старости. Когда она приходит… А разве я старик? — удивился Кузьма. — Нет! Нельзя сопливиться! Вона Шурка что сказала на прощанье мне, мол, коль случится проходить мимо, загляни в гости. А она не шелапуга! Сурьезная баба. И коль допечет, навещу ее», — пообещал сам себе.

— Ништяк, Лизавета! Три дня впереди! Поработаю, там придумаю, как дальше жить. Но к стерве сракатой не ворочусь! Хоть если она сюда заявится с уговорами, коли в ноги упадет и сапоги целовать станет. Не прощу! — Представил Настю в свинарнике, ползающую в грязном проходе, и рассмеялся: — Ишь дурак, губы развесил! Намечтал. Да не будет такого никогда! Вот разве за деньгами придет. Но где я их ей возьму? Сам не знаю, когда дадут получку… — Нырнул в карман за подклад. Нашарил заначку, спрятанную от Насти, похвалил свою сообразительность.

Три месяца жил Кузьма в свинарнике, не появляясь домой. Поначалу было стыдно перед сменщиком. Да и домой тянуло, к сыну, внуку. Но ведь они знали, где его найти можно. И не пришли ни разу.

— Что ж это вы, Кузьма? Совсем одичали у нас. Давайте в комнатушку переходите. Имеется одна — свободная. Не ахти что, но все ж жилье. Там отдохнуть сможете. Со временем что-нибудь из освободившегося вам дадим, почище и получше. Зайдите в контору вечером, прямо ко мне. Ключи получите. Да и живите на здоровье! — предложил директор подсобного хозяйства, сжалившись над бедолагой.

Кузьма всю ночь приводил в порядок маленькую комнатенку. Отмыл, побелил. Затопил печь. И под утро уснул прямо на полу, разомлев от счастья.

Во сне ему приснилась Настасья. Совсем юная, длиннокосая. Она шла по крутому берегу реки, не замечая Кузьму. Он окликал ее, но Настя не захотела услышать, ступала гордо. Кузьме обидно стало. Хотел уйти. Да вдруг увидел, как под ногами девки с шумом осыпался берег. Она с криком упала в мутную воду, потащившую ее вниз по течению в черную воронку. Настя позвала Кузьму. Тот глянул вниз. Спасать было уже некого…

Кузьма проснулся от ужаса. Крик Насти, ее голос еще стояли в ушах. Но в комнате было тихо и пусто.

— Никому не нужный стал. И ей тоже. Вон уж сколько времени минуло. Никто не навестил, не вспомнил, не потревожился, живой ли я тут? Словно заживо погребли. А чего мое сердце должно по ним болеть? Кто я им нынче? Чужой! — убеждал сам себя.

Вечером он сходил в баню. Едва вернулся, сменщик прибежал:

— Кузьма! Скорей беги в контору! Получку дают. Враз за полгода! Может, успеешь сегодня получить, а я уже! — похлопал себя по карману, улыбаясь.

Кузьма возвращался с полными сумками харчей, обновок. Только достал ключ, чтобы открыть дверь, она сама отворилась перед ним. Мужик от удивления словно примерз к порогу. Остановился, понимая, что само по себе такое не случается. Кто-то ждет его. Но кто и с чем? Не решался переступить порог.

— Дедунь! Ну ты скоро? Я уж устал тут тебя ждать! — вышел из-за двери Женька и, скорчив недовольную рожицу, помог втащить сумки.

— Чего ж так долго не навещал? — спросил Кузьма внука.

— Все ждал, что ты сам домой вернешься.

— На что? Кому я там нужен?

— Мне! — сверкнули слезы в глазах мальчишки.

— Ты не единый живешь. В семье. Скучать не приходится, а и вспомнить некогда! Это я тут один…

— Мне тоже холодно дома. Все время сам.

— А бабка куда подевалась?

— Она в больнице лежит. Уже давно. Через неделю, как тебя прогнала, сама свалилась. Непонятно с чего. Не кашляет, не чихает, температуры нет, да ни рукой, ни ногой не шевелит. Вся расклеилась.

— А Егор что говорит про ее хворь?

— Сказал, будто это надолго. Поначалу возле бабки мамка сидела. Даже ночами не отходила. Потом, видать, устала, ушла. И бабка одна осталась. Папка сказал про ее болезнь всем нашим, но без толку. Андрей обругал, сказал, что видеть не хочет мать. Нина слушать не стала. Ольга хотела навестить, даже заплакала, как пожалела. Но Максим как закричал: «Не говорите при мне об этой жабе! Не то каждому вломлю!» И Олю не пустил. Сам и слушать перестал. Сказал отцу: «О чем угодно поговорим. Денег дам тебе. Но про эту падлу — ни слова! Я ей если и принесу в больницу, то только гроб! За свои кровные! И своими руками урою лярву с превеликим удовольствием!»