Эльвира Нетесова - Запоздалая оттепель, Кэрны

Новое логово пришлось приглядеть в кустарнике. Неподалеку от реки. Место было угрюмое. Со всех сторон продувалось ветрами. Зато вокруг все было видно. Волчица стала рыть нору под старым сгнившим деревом. Когда управилась, пошла осмотреть новое место. Вокруг пристанища не нашла ни одного соседа из собратьев. Зато мышей, зайцев и лис было вдоволь. Неподалеку — две берлоги. Медведи еще спали. Пока они встанут от спячки, ее волчата будут на ногах. Коли по-соседски с медведями можно будет ужиться, значит остаться стоит. Ну а не повезет — с подросшими волчатами легко перебраться в другое место.

Три дня, не прилагая особого труда, ловила волчица мышей и зайцев. Никто ей не мешал. Далеко за пределами логова пометила она свой участок, как предупреждение собратьям, что место занято. О каждый пень и корягу потерлась, оставив на них свой запах. На облысевших от снега кочках помет отложила. Слюной кусты пометила.

Быстро освоила свою территорию волчица. Через три дня, к ночи, вернувшись в логово, она почувствовала внезапную слабость. Задние лапы ее будто онемели. В глазах зеленые искры мельтешились. Из пасти слюна побежала. Холодная. Волчица легла на сухую траву, решив, что переутомилась за день. Нужно отдохнуть. К утру все пройдет. Но нет. Ей становилось все хуже. В животе появилась резкая боль. От кончиков ушей и до когтей болело все тело. Волчица вначале ворочалась, потом стала кататься по сухой траве, кусая землю, саму себя. Но боль не проходила. Она лишь усиливалась. И тогда, обезумев от нее, волчица выскочила из логова и взвыла на всю тундру, взывая о помощи. Но кого она звала, кого ожидала? Никто не откликнулся, не поспешил на ее зов. Волки хорошо знали один клич — делить добычу. Все остальные они не воспринимали… Волчица вспомнила, что, если она умрет, стая волчат в живых не оставит. От страха она умолкла. Стала ползать на животе, стараясь выдавить из себя боль, роняя слюну и слезы на землю.

Что-то пискнуло у нее за спиной. Волчица оглянулась. Подползла. Теплый комок барахтался в траве. Волчонок! Первый! Ее! Она осторожно взяла его зубами за загривок, потащила в логово. Едва успела положить, как боль снова волной прошла по ней. Волчица, боясь задеть первенца, прижалась к земле. Еще двое. К утру у нее появилось пятеро волчат. Измученная за ночь, она облизывала их. Пододвигала ближе к теплому животу. Временами впадала в забытье, но тут же просыпалась. Не расползлись ли, не откатились ли, не съел ли их кто? Волчата крепко держались за сосцы, прижавшись друг к дружке, лежали рядышком.

Она оглядывала их. Радовалась. Но вдруг, почувствовав какое-то беспокойство, перевернула одного волчонка и застонала от горя. На лбу малыша, от уха до уха расплылось белое пятно. Как страшная отметина. Как клеймо, которое не скроешь, не спрячешь. Только этого она и боялась. У волков пятен не бывает. А тут всяк поймет, что отец волчонка — пес. Такого происхождения ему никогда никто не простит. Много будет у него врагов в тундре. Ни одна стая его не примет. Да и дадут ли жить ему — ни собаке, ни волку — по своим законам? Разорвут, едва увидят. Не только его, но и других волчат, и ее саму. За позор стаи. Волчица задрожала, словно это должно было случиться сейчас. Что делать? Она всмотрелась в волчонка внимательнее. Он был крупнее всех и устроился удобнее других — в самой середине. Волчица смотрела на него со страхом. Из-за такого не станет и этих четверых. Наконец, она решилась. Осторожно встала, чтобы взять белолобого и унести подальше в тундру. Но он не пожелал отпустить сосок. И держался на нем крепко и спокойно. Другие волчата тыкались мордашками в пустоту. А этот не позволил и на секунду оторвать себя от самого вкусного материнского молока. Волчице стало жаль малыша. И она, постояв немного, снова легла. А к вечеру страх опять одолел. Ей казалось, что все волки тундры прознали о случившемся и теперь ходят вокруг ее норы, ждут, когда она выйдет, чтоб разделаться с нею и с волчатами.

Надо унести белолобого подальше. Покуда мал. Меньше будет мучиться. В слабом теле — слабая жизнь. Быстро умрет. Или какая-нибудь ворона им поживится. Зато ни ее саму, ни оставшихся волчат никто не тронет. Волчица, схватив белолобого, только что отвалившегося от соска, побежала в тундру. Тот, ничего не понимая, кряхтел. Потом заворчал недовольно. Волчица, глуша в себе материнское умиление столь ранним проявлением характера, вскоре была уже у края болота, уже оттаявшего, пыхтящего опасностью. Положила волчонка на траву и, обнюхав напоследок, она бросилась обратно к логову. Но… волчонок словно понял. Запищал во все горло так пронзительно, что волчица невольно остановилась. Чего доброго, на крик этого горластого волки сбегутся. Увидят, поймут, в чем дело. Порвут его. Потом по следам ее сыщут. От волчонка не откажешься. На нем ее запах.