Паул Клаас - Сын Пантеры

Сын стал Отцом. Иисус победил не только смерть, но и самого Яхве. Не было избранного народа. Все были призваны: евреи и язычники, свободные и рабы, женщины и дети. Скоро сын, как и отец, восседающий на облаках, вернется, чтобы здесь в этом мире, укрепить свою власть. В долине Армагеддона силы добра поведут битву не на жизнь, а на смерть с силами зла, Гогом и Магогом. Увижу ли я вскоре вновь моего умершего друга?

Первые признаки битвы света и тьмы уже зримы. После пожара Рима кесарь Нерон преследовал нас. В синагоге прочитал я буквы имени его и узнал число Зверя: 666. Тит уже разрушил наш Храм. Я объявил общине верных, что блудница Вавилонская восстала еще раз.

При кесаре Домициане наместник сослал меня на остров Патмос. Там во сне ангел открыл мне, как свершится скончанье времен. Скоро уже Помазанник Божий низвергнет Антихриста. В заточенье моей пещеры видел я, как свет изгнал тьму. В конце моего видения тот, кого я знал, объявил мне: «Я приду скоро». Я отвечал: «Маранафа, гряди, Господи».

Но он не пришел. Я поседел, так и не повидав любимого мною. Прошли месяцы и годы, пока я понял, что не в последний день сойдет он с неба на землю, но что каждый день встречаю я его здесь на земле. Он приходил ко мне в образе всех людей, больных, слабых и обремененных грехами. Он был странником, которому я дал напиться. Он был нищим, молившим о куске хлеба. Он был чужеземцем, нуждавшимся в крове. Он был бродягой, которому я дал одежду. Он был больным и узником, которого я посещал. Он был мертвым, которого я предал земле, чтобы тень его нашла последнее успокоение. Из каждого лица любимый мною смотрел на меня.

Не сотворите себе кумиров. Некоторые из нас почитают его, как Орфея в мистериях, и поедают его, как Митру в жертвенных трапезах. Человека делают они Богом. Друг мой, которого я любил, никогда не называл себя так. Юношу, который, подойдя, приветствовал его: «Учитель благий!» – он поправил: «Никто не благ, как только один Бог». Он хотел быть не господином, но слугою, не отцом, но братом. Были ли мы слишком слабы, чтобы осознать правду? Не убили ли мы человека, чтобы сотворить Бога?

Так размышлял я, когда после своего изгнания я возвращался обратно в Эфес. Когда я узнал там, что Мария умерла, счел я, что и я вскоре умру. И лишь позже я понял, что это было испытание, призывавшее меня назад к Господу.

Бог, говорит Филон Александрийский, Имя его. Некоторые говорят, что Он – все имена и что мир слишком мал, чтобы вместить все книги, которые его описывают. Если Он – всё, то Он – каждый из нас: отец и сын, мужчина и женщина, угнетатель, Но и спаситель. Он зачинает сам себя, как архангел Гавриил, самим же собою и вынашивает себя, как дева Мария, в собственном чреве. Он, как Иуда, предает себя самому себе и умирает вместо Иисуса Вараввой, Сыном Отца. Он – пантера, пестрый, как мир, и Он – сын пантеры, изменчивый, как Протей.

Другие говорят, что Он – ни одно из своих имен и что его истина, как всякая истина, больше и необычней, чем слово, хотя бы слово это исходило от самого Господа. Многие уверяют, что Он не более нежели слово. Но я, который ничего не знаю, знаю, что Бог есть имя нашей немощи, нашего отчаяния и неведения.

Кто был отцом Спасителя? Недавнее открытие Евангелия Двенадцати в долине Нила неподалеку от места, где в 1945 году была найдена гностическая библиотека Наг-Хаммади, может, по-моему, пролить свет на этот стародавний вопрос. Именно в повествовании одного из Двенадцати мы читаем, что Спаситель был сыном римского солдата, звавшегося Пантерой.

Для историка это имя вовсе не является неожиданным. О нем сообщается в одном из двух тысяч (по некоторым сведениям, даже шести тысяч) сочинений Оригена, «отца богословия», который, еще будучи юношей, оскопил себя из-за слишком буквального понимания одного места Евангелия от Матфея (19, 12): «…и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного». Этот Александриец написал в III веке аллегорические толкования Священного Писания, которые после его смерти были признаны еретическими. В прославленном трактате Contra Celsum (Против Целъса) он защищает христианство от критики со стороны Цельса, философа, жившего во II веке. Труд его Истинное слово утрачен, однако Ориген настолько обильно цитирует Цельса, что сочинение последнего может быть реконструировано почти буквально.

Согласно Цельсу, христианство, будучи смешением восточной мифологии, еврейских бредней и непонятой греческой философии, представляет собою религию, верить в которую могут лишь люди невежественные или развращенные. Сам же он верит в некое непознаваемое верховное существо: Слово, Логос. Как мыслитель-платоник идею откровения он считает бессмысленной. Ведь истина едина и неизменна, так что в каждое данное мгновение не может существовать более одной истины. Вочеловечение Бога для него неприемлемо, ибо предполагает, что существо, возвышенное сверх всякого разумения, могло бы общаться со смертными. В доказательство своей правоты он указывает на то, что истинный отец Иисуса известен еврейской традиции.