Анри Труайя - Палитра сатаны - рассказы

Однако как только со всеми подробностями материального свойства благодаря сговорчивости Антуана Бишру было полюбовно улажено, перед Джеральдиной встала капитальная проблема: выбор «преемника». Это оказалось делом нескольких дней. Судя по всему, на этапе своих последних эмоциональных разочарований она уже присмотрела «кандидата». Или речь шла о посланце Небес, вставшем на мамочкином пути в час ее величайшего одиночества? У Джейн не было времени задать себе такой вопрос. Едва лишь она успела впервые услышать из материнских уст имя этого ниспосланного Провидением незнакомца, как мужчина уже обосновался, будто у себя дома. На сей раз по обоюдному согласию было решено обойтись без смешных формальностей буржуазного брака, а удовольствоваться прочным сожительством. Мужчину звали Норберт Барух. По такому имени невозможно с точностью определить национальность, что в глазах Джеральдины было залогом безопасности. На взгляд он тоже производил успокоительное впечатление. Рослый такой бодряк, плечищи, как у грузчика, взгляд искренний, говорит приятным баритоном, никого не критикует, всем доволен и никогда не сует нос в хозяйственные счета. Что же касается рода занятий своего приятеля, Джеральдина говорила, обходясь без уточнений, что он «вращается в банковской сфере».

Что особенно забавляло Джейн, так это усилия, которые ее мать предпринимала, стараясь соблазнить вновь прибывшего. Помолодев в атмосфере приключения, Джеральдина так и сияла, в любой час суток при полном макияже, тщательно причесанная, одетая как нельзя лучше. С тех пор как в доме появился Норберт Барух, Джейн казалось, что мать исполняет главную роль в каком-то импровизированном спектакле. К тому же девчонке подчас чудилось, что она и сама играет на той же сцене, невольно участвуя в этом представлении кокетства. По определению исключенная из состязания, предназначенного для одних лишь взрослых, она чувствовала, что непонятно каким образом ответственна за успех либо неудачу материнской авантюры. Они с мамой, по существу этого не признавая, были одним целым, их связь оборачивалась тем, что Джейн нередко играла роль тридцатилетней, а мама вела себя так, будто ей не больше девяти. Такая смесь возрастов, лиц и любовных порывов возбуждала чувства девочки столь же остро, как спиртные напитки, пробовать которые детям запрещено. В этом недозволенном соединении для нее не было ничего отталкивающего, она даже с легким удовольствием восприняла то, что некоторые шкафы вдруг оказались заняты мужскими вещами, да и на полочках возле умывальника появились предметы мужского туалета. Однако она испугалась, что в жизни и организации их маленького сообщества возникнет серьезная заминка, когда Норберт Барух в один прекрасный день заявил, что его дела становятся все более спорными и запутанными, а потому ему необходим рядом доверенный человек, способный в любую минуту дать совет касательно финансовых вопросов, иначе говоря — его старший брат Давид. Выпускник Национальной школы финансов и фиска, покинувший ради брата уютные кресла в кабинетах высшей администрации, сей экстраординарный субъект, можно сказать, сочетал в своем шишковатом черепе все фискальное законодательство и всю гражданскую юриспруденцию. Джейн немного боялась вторжения в семью человека, претендующего на ведущие роли хваленого всезнайки. Но первый же контакт с ним ее совершенно успокоил и даже обогатил кое-какими новыми надеждами. Сначала потому, что Давид Барух с порога одобрил ее выбор «универсалистской версии» собственного имени («Джейн — это настолько оригинальнее, чем Жанна!»), затем еще и потому, что посоветовал ей оставить свои косы такими, как есть, наперекор случайным гримасам моды.

А вот физиономия этого самого Давида Баруха, напротив, привела ее в замешательство своим грубым уродством. У него были тяжелые, корявые черты, низкий лоб, челюсти гориллы и громадные оттопыренные уши, смахивающие на кочаны цветной капусты. Несмотря на свою отталкивающую наружность, он обращался с девочкой очень любезно, толково и с немалым терпением помогал ей готовить домашние задания по математике. Но в силу странного парадокса чем больше он усердствовал в своих объяснениях, стараясь заслужить доверие ребенка, тем больше она пыжилась, такая чинная, такая сдержанная. Тем не менее от репетиции к репетиции по ходу житейской игры их маленькая разношерстная труппа сплотилась, благодаря привычке и взаимной снисходительности напряженность ослабла.