Сергей Шаргунов - Книга без фотографий

— Спасибо тебе, Серега! — сказал Андрей. — Я думал: только осенью Катю увижу. А получается: на днях! Уволили, Серега, из-за тебя уволили, не переживай, брат. Зато я свободен теперь! Свободен, понятно вам? Я к дочке теперь в Гатчину поеду! Я ж не дурак: пока работа была, денег подкопил. Приеду, дом сниму, в школу учителем пойду. Глядишь, свою Катю учить буду…

Тем вечером я уезжал. Брусничный закат тянулся над болотами.

Проводником в вагоне был пьянчуга-старик, который путешествовал с черным отъевшимся котом. На остановках у поезда толпились белые тощие собаки. С платформы я увидел кота, который выглядывал в окно. Собаки глядели снизу вверх и жалко тявкали, словно бы кота прося о помощи.

Кот смотрел на них сквозь стекло, чуть раздуваясь.

Я ехал в Москву и знал: завтра Северодвинск покидает мой друг.

При мне он купил билет до Питера, откуда отправится в Гатчину.

Я никогда до этого не видел революции. Можно всю жизнь прожить и никогда не увидеть революции.

Время шло, я медленно, но верно расправлялся… Снова меня печатали разные газеты и журналы. С оглядкой, но все охотнее… Вышла книга. Издательство заключило договор на следующую. Стали водиться деньги.

Когда в новостях сказали, что в Киргизии — беспорядки и стрельба, я сразу позвонил Севе. Он был передовым европейцем. Хипстером.

Он числился сотрудником на культурном Интернет-сайте, куда писал статейку раз в месяц. Остальное время, потеряв счет часам, тонул в теплой мгле клуба, гонял чаи и щурился на единственный источник света — монитор ноутбука с лентой твиттера.

Он всегда носил с собой громоздкий фотоаппарат. Непременно заряженный черно-белой пленкой. Снимки выходили инвалидными — размытыми по краям. Сева считал, что это красиво и необычно. Снимал он, как правило, вверх: небо, ветви, стены и крыши.

Расслабленная жизнь не мешала ему ездить в Азию. Он уже был в Киргизии и Узбекистане, гостил там подолгу, знал нравы. И знал, где остановиться. Поэтому, когда в Киргизии случилась буча, я ему позвонил:

— Полетели в Киргизию, Сева!

— Полетели в Киргизию… — ответил он скромно.

Сева не был трусом. Если бы ему предложили отправиться в полет на Марс, он без сомнений и нервов ответил бы согласием. С неохотой закрыл бы ноутбук, повесил на шею допотопный фотоаппарат, зевнул и побрел к космическому кораблю. Бесстрашный и вялый, он, в сущности, был просто очень спокойным.

А мне Киргизия с ее революцией была нужна как последнее подтверждение тому, что я еще нужен в этой жизни. Я решил в третий раз испытать судьбу. Но летел умиротворенный, почему-то точно зная: нужен — не убьют — вернусь.

И конечно, мне ужасно хотелось посмотреть: как это бывает, когда победила революция.

Сева был упакован в широченную пеструю рубаху, узкие джинсы и безразмерные кеды. На лоб свисала длинная русая челка.

— Ты в таком виде туда собрался? — спросил я.

— А что? — он смотрел недоуменно. — Там такие же люди.

— А где фотик?

Он кивнул на оранжевую матерчатую сумку, перекинутую через локоть.

Самолет садился сквозь темноту. Долго катил, подскакивая на неровном поле, ни огонька, и наконец встал.

В аэропорту люди в военных френчах всматривались зорко. Узкие глаза хранили лед целесообразности, движения были резки и скупы.

От аэропорта мы поехали на таксисте к Бишкеку, где знакомые Севы уже подготовили для нас квартиру.

Дорога была в ямах. Старая «волга» с треском подскакивала, вокруг стелились туманные рассветные поля.

— Тан, — сказал Сева, — Тан — по-киргизски рассвет.

Водитель обернулся:

— Мы с русскими дружим, мы без русских — как без своих ушей.

— Вы так гоните, — сказал я. — Гаишников не боитесь?

— Теперь они пусть боятся. У нас менты спрятались. Слышали, что с главным ментом сделали? В Таласе это было. Он прятался в яме выгребной. Его поймали, били, в месиво превратили. Дважды уронили со второго этажа.

Мы въехали в город, проступающий советскими слоновьими зданиями из сиреневатой мглы.

Солнце роняло первый огненный луч. Здравствуй, потерянная окраина Империи!

В утреннем свете из окна машины я читал проплывающие уличные вывески. Парикмахерская «Аэлита». Бар-кафе «Ретро-метро». Магазин «Мясо и хлеб». На русском языке.

— Все! Все у нас по-русски говорят! — угадал мои мысли водитель. — Куда денешься. Конгантиев — знаешь, чо еще получил?

— Кто?

— Ну, мент наш главный. Ему в задницу дубинку воткнули. Милицейскую. Тагдыр…