Дарья Симонова - Половецкие пляски

— А что за скульпторы? — встрепенулась Лиза.

— Ну видик-то смотрят. Тузы какие-то. Они все трое скульпторы… хотя третий, кажется, писатель…ой, боже, да какая разница… это Лялик их пригласила, зачем — непонятно, говорит — знаменитости, но я их что-то не узнаю, — Наталья Пална коротко хохотнула. Елизавета решила осторожно поддержать тон беседы.

— А я Пазолини ничего целиком не смотрела, к сожалению…

— О… я тебя умоляю! И не смотри. Эти-то чудики четырнадцатый раз смотрят, поди уже к дерьму привыкли. Я уж им и то, и это, и осетра, и жюльены, и редкую запись им поставила… подруга из Англии мне прислала… «Лючия ди Ламмермур»… а этим дядям, видите ли, фильмы подавай, где какашки кушают. Я уж там не знаю, какие они скульпторы, но ведь вся эта итальянщина в кино давно устарела… Я не права?

— Не права, мамочка, — в дверях появилась недовольная девушка.

— О, знакомься, Лиза, это моя мучительница-дочь.

Мучительница-дочь по кличке Лялик фигуряла в таких же, как у мамаши, шортиках, только ноги у нее были раза в два подлинней и поуже, а брови отчаянно зеленели. Лялик поводила крысиной мордочкой по кухне и, видимо, не найдя более ничего занимательного, удалилась с бутылью чего-то крепкого и дорогого.

— Толька, слышь… Ляля у меня все экзамены на пятерки сдала. У них там в универе Гога преподает, так он мне сказал, мол, Наталья, у тебя суперперспективный ребенок… за нами тут дипломаты ухлестывали, между прочим… — Наталья Пална снова угрожающе-игриво зыркнула на Елизавету. — Один мне особенно нравится… высокий, в плечах косая сажень… а элегантный — сил нет… принц Чарльз, одним словом. Но я Ляльке сказала: пока универ свой ни кончишь — никаких мужей. Пусть пока козликами вокруг попрыгают, а уж потом мы выберем… по первому классу.

Лиза, осоловевшая с голодухи от выпитого залпом, с удивлением обнаружила себя внимательно слушающей всю эту показательную галиматью. Правильно, мать и должна гордиться своим дитятей, думала Лиза. Матери и положено любить его слепой любовью. А в общем, забавная тетка, спиртное хлещет, как лошадь, сама нелепая, как Чипполино-переросток, и распинается неизвестно перед кем. Сдались Елизавете достоинства Лялика… Но надо отдать должное Наталье Палне — держалась она отменно. Как Сталин на Ялтинской конференции — только вместо брюха, естественно, выставляла вперед грудь. Похоже, банкет здесь начался давненько…

Квартира могла сравниться с замком Синей Бороды, только Борода не устраивал такой грандиозной тусни. В третьей комнате слушали «Би Джиз» и без лишних слов налили водки. Здешние бесхитростные ребята, явно не скульпторы, сразу Лизе приглянулись. Она решила держаться около веселого носатого парня в кепке, который сразу завел тему «Буратино — фаллический символ». По стенам висели огромные фотографии рыб и каких-то лысых африканских головастиков, видимо, туземцев; форточка была разрисована кельтскими узорами, а полки и этажерки были уставлены слоновой костью и барахлом подешевле. Видимо, теснота и некоторая заплесневелость обстановки способствовали расслабленности и неожиданным откровениям. Еще, конечно, слабый «вчерашний» аромат анаши. Елизавета принялась расспрашивать человека в кепке, что это за чудное место, а он охотно поведал ей, что Наталья Пална очень богата — и от наследства, и от ума. У нее все родственники и все мужья были богатыми, и по сути это обычный еврейский клан, а она сама умеет этим воспользоваться и жить в свое удовольствие, ибо она не такая, как другие в ее возрасте. Она — мудрая пожилая девчонка с веселыми причудами. В любовниках у нее ходил Лялин однокурсник, но он был изгнан из рая за… бог знает за что. У Натальи Палны есть только один страх — альфонсы. Друзьям и приятелям она может простить любое свинство, но любовникам приходится держать ухо востро. Лучше и не доводить до любви, она — проигрыш, начало конца феерической жизни в этой обители счастливых грехов и изобилия. А если вовремя смекнуть неписаные здешние правила, можно безбедно провести хоть всю жизнь в этом доме-кафешантане. Нужно только заботиться о гостинцах, принося в клювике хотя бы букетик мимозы или селедку. Старушка обожает селедку. У бедных и пресыщенных одни слабости, и пора выпить за это!

Внезапно начались танцы. Они, оказывается, были всегда. В зале со стеклянными журнальными столиками и обширной аппаратурой. Разумеется, в комнате находилось что-то еще, но она была до того просторной, что объем сглатывал предметы. Наталья Пална была уже здесь, а заодно и Толик. Он подмигнул Лизе, и она не ответила. Она уже забыла, с какого перепоя пришла сюда, вокруг вертелась все еще таинственная карусель, и карусель эта ускорялась явным перебором с винами. Похоже, в этом доме возможны только излишества — переедания, перепои, передозы, в этом доме того и гляди — сломаешь мозги или порвешь желудок. Выживают только самые крепкие особи, во главе которых танцующая Наталья Пална — подпрыгивающая обтянутая попка в голубом трикотаже. И Лялик, смотрящая на нее совсем не по-дочернему — со скукой и злостью, будто мать отбирает у нее последний кусок хлеба. Полно, хватит этого карнавала, решила Елизавета Юрьевна, тем более что уже начала склоняться на предложения какого-то лысоватого юноши выйти на крышу и спеть «Марсельезу». Где Толик? Толик, где ты? Увы, он находился в той опасной стадии алкоголизма, когда пьянеешь бесконечно и пьешь бесконечно — до тех пор, пока голоса не начнут звать тебя в светлую гробовую даль. И Лиза видела, что уже набрякли Толиковы глаза, стемнели, как чищеное яблоко, и что-то он бродит, бродит по квартире, будто мало ему всего вокруг, будто нужно еще посолить и поперчить, — и останавливается, как сомнамбула, у закрытой комнаты и, смущенно шатаясь, входит туда, а Елизавета за ним подсматривает, якобы желая оказаться рядом, если что стрясется. И, замерев в дверях, она видит, как озадаченно он сворачивает набок губы у низенькой «горки», слышит, как дребезжат ее стекла от неаккуратных его локтей… А Толик вдруг брезгливо берет с полки маленькую каменную балерину и сжимает статуэтку в руке так, будто проверяет — не резиновая ли. И быстро сует ее во внутренний карман вниз головой, улыбаясь сам себе. А потом, развернувшись, подмигивает Лизе как сообщнице. «Что за бред?» — спрашивает Лиза у Лизы. «Значит, так нужно», — отвечает Лиза Лизе. Если б что дурное — Толик обошелся бы без улыбок.