Дарья Симонова - Половецкие пляски

«М-да… за что же вы ее так не любите?.. племянницу. Не тратьте силенки на это. А то совсем вам будет худо…»

И не успела Люба издать вопросительно-изумленный вопль на сие вкрадчивое бормотание, как следующая гамма пробежалась по спине и, больно щелкнув, тормознула в копчике. В панике и в ярости Любаша готова была заплакать, но тут по лбу полоснула и моментально исчезла мигрень, и потная слабость окутала ноги и ладони. Теперь о бегстве не могло быть и речи. «Чертовщина!» — только и смогла признать Люба.

…И почувствовать, что странный пришелец на нее смотрит искоса и, как ни странно, с сочувственным оскалом. Она, еле расклеив глаза, повернула голову и увидела, что с передними зубами у него туговато и сам он маленький, неказистый и совсем не страшный, и вовсе не гном, а уж скорее гриб масленок с блестящей головой вместо шляпки.

«Вот и славно, детка… вот и нечего бояться. Все и кончилось почти. Только никогда не надо подходить к инструменту с нечистыми руками. Понимаешь, о чем я… с не-чис-ты-ми…»

И заиграл шопенообразное. Любаша плакала, в груди туда-обратно ходила свинцовая гиря, чавкала слезной слизью, и все сильней и сильней. Люба думала, что на стуле не усидит от этих колебаний, и тоскливо поняла — сердце. «Уж если и с ним чего-нибудь — не выжить мне…» Но все завершилось быстрей, чем она думала. Изнутри в грудную клетку что-то ударилось, Люба на мгновение потеряла сознание, и последней картинкой было изумительное видение — «птичка черная из меня вылетела… как фотографы обычно шутят… бред однако ж…».

Она очнулась от фальшивых клавиш, все помня и желая предать настройщика жадным расспросам — что он, мол, за диковинная птица, но человечка того и след простыл. Вместо него недавно вернувшаяся от любовника сестра недовольно терзала пианино и ворчала: «Что ж за старье-то нам подвалило… никакого звука. Или не было еще настройщика?»

Любаша не ответила — ей было блаженно хорошо отчего-то жить. Она оторвалась от стула и легко припорхала в ванную — дополаскивать всякое тряпье-простынье. И от необъяснимой своей дурашливой радости вдруг напела что-то из Россини… конечно, Россини… но голос оказался неожиданно глубоким и чистым и сочным сопрано, какого у Любаши сроду и быть не могло. Она пробовала еще и еще, но чудный дар не исчезал. «Вот чудо-то! Это меня, выходит, настроили… А с пианино что же?»

Она вошла в комнату. Инструмент был ликующе оккупирован племянницей. Заспанное припухшее дитя с растрепанными косицами деловито откинуло крышку и пухлым пальчиком провело по клавишам. И глубоким эхом ему отозвалась совершенная живая душа…

Единственное окошечко светилось во всем доме — ее. И тень в нем плавала — тоже ее. Оставалось признать легкое помутнение рассудка, ибо она здесь, а тень — там. Она возвращается домой, а дома будто уже есть Она.

Может, померещилось. Все равно испугалась, лестница затряслась гулкой дрожью под каблуками. Щелкнула замком и вошла в дремотную тихую квартиру. Все на месте, кроме двух заначенных сигарет. «Никак кошка скурила, будем ждать конца света», — пошутилось Ей, но на самом деле в оцепенении боялась дотронуться до телефона.

Тем временем Она спокойно прошаркала по коридору. То есть еще одна Она. То бишь полная путаница, а самой себе вызывать посланцев из желтого дома не хочется. Та Она Ее и не слишком заметила, только кивнула слегка. Имела наглость присвоить халат. «А я… то бишь Я-Она, ничего так… более менее…» — неожиданно пришло в голову.

Чего уж теперь было церемониться…

Так они и зажили. Та Она оказалась шустрой штучкой. Друзья — шик, шевроле, кафе-шантаны… Эта Она исподлобья-исподтишка подглядывала и допивала украдкой шерри из фужеров. Другая Она не замешкалась и выбрала самого шального и швыдкого, и завертелась свадебная свистопляска. «Ну это уже слишком, — думала эта Она, воруя бесхозные миски с салатами и нюхая украдкой невестины букеты, — ведь это же Я! Это все — мне… а ведь и не мне вовсе, выходит…»

Б-р-р! — повела плечами. Родились близняшки, построили дачу… и так далее. «Ну это просто какая-то Следующая я, — думала Она, свернувшись калачиком в кладовке. — А я — Предыдущая. Мне давно пора исчезнуть!»

Посидела денек на дачном чердаке, свыклась с печальной темой, и вдруг по голове словно шарахнуло ньютоновское яблоко прозрения: надо влезть в счастливую шкуру, ощутить себя Следующей, и тогда Предыдущая сама собой исчезнет. Иссякнет. Баста! Долой Меня-служанку, да здравствует Я-царица!