— О, да тут наметилась травля!.. — радостно воскликнул Сатир, но в прихожей затренькал звонок. — Слетаются, стервятники! Пойду открою, а с вами, охвостье, я разберусь в следующий раз.
— Ага, — произнесла Серафима, — в следующей реинкарнации, когда ты, наконец, станешь разумным существом.
Тот, к кому это было обращено, остановился в дверях комнаты и неожиданно очень серьезно посмотрел на Белку, так что она даже присмирела. Сатир постоял так немного и вдруг оглушительно гавкнул.
— Сволочь! — смеясь, завопила вздрогнувшая от испуга Серафима, швыряя в него подвернувшейся книгой. — Я чуть дуба не дала!
Тот перехватил летящий томик, посмотрел на обложку.
— Шпенглер, «Закат Европы». Очень рекомендую, — и пошел открывать.
Серафима недоверчиво обратилась к Эльфу.
— Он что, правда, Шпенглера читает?
— Нет, конечно. Просто я ему посоветовал.
— Кто пришел-то? — поинтересовалась Серафима.
— Терпение и скромность — главные женские добродетели, — буркнули из коридора.
— Сам придумал?
— Нет, Шпенглер.
Из прихожей слышался шорох снимаемой одежды, неясный говор и смех. Похоже, что гостей привалило довольно много.
Первым в комнату ввалился, большой, как автобус, Саша — Гризли. Хотя медведи этой породы черные, Саша был рыжим. И очень толстым. Есть люди, лишний вес которых вызывает неприязнь, здесь же все было наоборот, Гризли был приятно-толстым. Его широкое лицо не было ни обрюзгшим, ни одутловатым. И прямо-таки излучало доброту. Еще он носил бороду, которая тоже была рыжей. Увидев Белку, Гризли радостно распахнул руки. Та с визгом взлетела с дивана.
— Фимка! — забасил Саша, сжимая ее в медвежьих объятиях, отчего она только радостно заскулила.
Они знали друг друга едва ли не с детского сада, но встречались по большей части случайно, как сейчас, что, впрочем, только добавляло радости. Между ними всегда была та самая дружба мужчины и женщины, в которую никто не верит. Эльф смотрел и завидовал.
Следом за Гризли ввалилось еще пять человек, все из организации. Белка вежливо поздоровалась с каждым. Эльф познакомился. Холодильник тут же завалили водкой — охлаждаться, на стол стали резать принесенную закуску. Потом подошли еще люди, принесли еще водки. Сатир послал одного из новоприбывших купить пластиковых стаканов, вилок и тарелок, потому что того, что было в доме, уже явно не хватало.
Наконец, тесно прижавшись друг к другу, уселись за стол. Бицепс, как старший в организации, поднялся. Он был некрасив, с костистым черепом и худым лицом аскета или фанатика. На носу его сидели большие очки в простой пластмассовой оправе. Из-за непомерно длинных и тощих рук любая одежда висела на нем, как на пугале. Меж тем, несмотря на изможденный вид, он был очень силен и вынослив. Вид его сейчас был крайне серьезен и сосредоточен.
— Предлагаю выпить за вдохновителя наших побед — товарища Сталина!
— За Родину, за Сталина! — поддержали его голоса с разных концов стола.
— За Одина, за Сталина! — тихим эхом повторил Сатир, его все услышали и, забыв про начальную торжественность, захохотали.
— Сатир, хватит идиотничать! Детсадовский юмор… — заметила Белка.
— Да, ладно, это я так… К тому же Сталин уже давно перешел в ранг полубогов, так что все нормально. Давайте выпьем!
Бицепс неодобрительно посмотрел на него, сказал: «Я бы тебя на дуэль вызвал, не будь нам нужен», — и они выпили, бесшумно чокнувшись пластиковой посудой.
— Кстати, а где музыка? — пережевывая колбасу, спросил Гризли.
— Перебьешься, музыки для медведей не держим, — ответствовал ему Сатир.
— Nirvana включи.
— Nirvana “Nevermind” Истомин до сих пор не отдал. А остальное у них мне не очень…
— Ист, отдай Курта.
— Отдам, — послышалось в ответ.
— Тогда Rammstein включи, — не унимался Гризли.
— Он у Белки.
— Да что ж такое! Ну хоть что-нибудь включи.
— Свет ему включи! — раздался ядовитый беличий голос.
— Я Летова поставлю.
— Ну вот, ведь можешь…
Сатир покопался в кассетах, выбрал летовский «Прыг-скок» с яркой, как вспоротое брюхо, обложкой, щелкнул кнопкой магнитофона.
— И да снизойдет на нас его божественное безумие, — подал голос из своего угла Эльф.
— И да!.. — утвердительно повторила Белка, разглядывая на фоне окна стакан с «Киндзмараули».
Посиделка продолжалась. Квартира становилась похожей на смесь стоянки банды анархистов со студенческим вертепом. Магнитофон захлебывался, народ оживленно беседовал, постоянно прося друг друга приглушить звук, и тут же забывая об этом.
Читать дальше