— Чего не снимут?
— Дверь он изнутри мебелью заложил, пробовала милиция открыть, не смогла. А то бы уж давно… Я говорила милиции, чтоб сверху его, с крыши, значит, подцепили. А они: «Охота была из-за всякой пьяни голову ломать». Тоже правильно. Было бы из-за кого.
— Дай ключ, — постучала его по плечу Белка. — Я народ спать поведу.
— Да-да, идите, — Сатир отдал ключ. — Мелкого тоже забери к нам. Я сейчас подойду.
Пацан запротестовал, но Белка успокоила его, сказала, что папа сейчас угомонится.
Сверху послышалась песня.
Я Як-истребитель, мотор мой звенит,
Небо — моя обитель…
— Не сорвись, истребитель долбаный! — крикнул снизу милиционер, пряча в ладонь огонек сигареты. Вокруг засмеялись.
Сумасшедший услышал, глядя вниз заорал.
— Ладно, не истребитель! Не истребитель я! Я никто! Я ничто! Меня вообще нет! И не было! И не будет! Кого ж я могу истребить? Только себя…
Он замер на секунду.
— …Хотя постой… Подожди…
Он скрылся внутри квартиры, хохоча так, что у всех от нехорошего предчувствия захолодело внутри.
Наверху послышалась какая-то возня, скулёж, и в следующее мгновение он вытолкнул на подоконник свою собаку. Она, поджав хвост, испуганно смотрела вниз и порывалась спрыгнуть обратно в квартиру. Человек не пускал, лишь похохатывал, словно отплёвывался. Неожиданно он сильно толкнул её вперёд, лапы её скрежетнули когтями по жести подоконника и она полетела вниз. Завизжали женщины, мужчины выдохнули, словно их всех разом ударили в живот.
Собака, подрагивая телом, лежала на боку, невидяще смотрела на людей и в глазах её застывало жалкое и изумленное выражение.
Все вокруг разом заговорили.
— Тварь! Тварь! Задавил бы. Своими руками задавил бы, — с тихим бешенством цедил милиционер.
Мужик снова взобрался на подоконник и поглядел на землю. Увидел неподвижную собаку и улыбка медленно сошла с его лица. Что-то шевельнулось внутри. Он пригнулся, словно захотел поближе рассмотреть землю. Рот его искривился, как от невыносимой боли, и вдруг закричал, так, что вздрогнули и проснулись люди в соседних дворах. Он кричал долго. Казалось, это никогда не кончится. Он будто рвал этим криком всё, что ещё привязывало его к жизни. Прощался и проклинал одновременно. Сорвал с себя мокрую рубаху, кинул ее вниз. Она с чавкающим шлепком влепилась в блестящий от дождя асфальт. Фонарь теперь непрерывно светил вверх, выхватывая из темноты пятно, как это бывает в цирке, когда под куполом выступают канатоходцы и акробаты. Тело помешанного алкоголика все в холодных каплях дождя жирно блестело на свету. Его трясло, как будто через него шел ток, он дрожал, может от холода, а может это была нервная дрожь. «Вых-вых-вых», — прерывисто и шумно вырывалось из его горла. Он посмотрел вниз, на машины, на собравшихся людей, на безнадежную черноту асфальта и бросился вниз. Тело его медленно перевернулось в воздухе, матово сверкая в свете фонаря, и он, ломая ветки, с треском полетел сквозь крону дерева. Потом раздался глухой удар о напитавшуюся влагой землю. На секунду наступила тишина, только тихо чмокали капли дождя, оканчивая путь с небес. Первым к телу бросился милиционер, что еще минуту назад шутил, прикрывая ладонью огонек сигареты. Врачи «скорой» только открывали дверь машины.
Тело погрузили в «скорую». Сатир, онемев, смотрел вслед. Звуки доходили, как сквозь вату. Его словно оглушили.
Из подъезда вышел Истомин, увидел лежащую под деревом собаку, бросился к ней, приник ухом к груди. Подбежал к Сатиру, что-то крича и размахивая руками. Сатир с трудом перевёл на него глаза, ничего не понимая и почти ничего не слыша, с трудом пытаясь понять, что от него требуют. Истомин, увидев, что так толку не добьёшься, пошарил по его карманам, вытащил какие-то деньги. Осторожно подняв собаку на руки, словно ребёнка понёс её к дороге, где долго ловил машину. До Сатира донеслось хлопанье двери автомобиля и Истомин с собакой исчезли.
Наутро ребёнку сказали, что папу увезли в больницу на лечение, а самого пацана отправили к Гризли, который жил один в двухкомнатной квартире.
— Пусть поживёт пока, — согласился добрый увалень.
Эльф проснулся, подрагивая от холода и плохо понимая, где находится. Он пошевелился, зашуршали листья. Вспомнились последние секунды перед сном, когда его обнимала Катенька и засыпал листьями Гризли. «Эй!», — крикнул он, ни на что, впрочем, не надеясь. Вокруг было слишком тихо для десятка отрывающихся пассионариев. Эльфа отчего-то это совсем не огорчило. Он снова закрыл глаза, съежился покрепче, пытаясь согреться, но ничего не получалось. Тогда он перевернулся на спину, вытянул руки и стал нагребать на себя ещё листьев. Стало теплее. Он долго лежал на спине, глядя сквозь голые кроны деревьев на черное небо в кристалликах звезд. Созвездья медленно поворачивались, чутко отслеживая ход времени. На западе, где должно было быть бледное сияние Москвы висели облака, может даже, шел дождь, а здесь небо было чистым, ничем не отделенным от того, кто хотел на него смотреть. Эльф мысленно провел черту от звезды Бенетнаш до Мерак в ковше Большой Медведицы, продлил её вправо, нашел Сириус. Чуть ниже и ближе к ковшу сиял Процион. Яркие звезды в небе не теряются. Здесь, вдали от города, под листьями, впервые за много лет ему было хорошо как никогда. Ночной холод пощипывал щеки, а телу под листьями было тепло и уютно, как в медвежьей утробе.
Читать дальше