Игорь Малышев: Подменыши

Безумец молчал, странно покачивая головой из стороны в сторону, но глаза его немного прояснились, в них появилось что-то похожее на разумное выражение. Так они посидели еще минут пятнадцать, и тогда отошедший от происшедшего спаситель, легонько хлопнув спасенного по коленке, собрался уходить.

— Ладно, я пойду, у меня работа, а ты посиди тут еще немного и иди домой. Только больше так не делай. Хорошо?

Тот молчал, глядя в стену перед собой. Эльф поднялся и пошел обратно к переходу, где недавно чуть не произошло самоубийство.

Через минуту он стоял на платформе другой станции, ожидая электричку. Конверт держал под мышкой. Народу было много, стояли плотной стеной. Когда состав приближался, он неожиданно почувствовал, как конверт медленно вылазит из-под руки. Эльф дернулся, чтобы перехватить, но было уже поздно. Чья-то рука вытянула сверток из шершавой бумаги и швырнула его на рельсы прямо под вращающиеся, блестящие металлом лезвия колес. Вокруг ахнули. Он резко обернулся, но успел лишь на долю мгновения увидеть мелькнувшее в толпе лицо недавно спасенного им безумца. В следующую секунду толпа повалила в открывшиеся двери, и он потерял его. Оставалась небольшая надежда, что колеса не порезали конверт и его можно будет взять, когда поезд уйдет. Но тщетно, когда мимо проехал последний вагон, пред ним предстали разбросанные по рельсам белые клочья бумаги. Он обвел глазами опустевший перрон и увидел стоящего на другом конце платформы под самым зеркалом «своего» сумасшедшего. Он стоял навытяжку, как в почетном карауле, и неотрывно глядел на своего спасителя. Во всей его фигуре сквозила такая торжественность, словно он присутствует при некоем священном событии и в том, что оно состоялось, есть и его заслуга. Эльф, ругаясь про себя на чем свет стоит, оглянулся вокруг и спрыгнул вниз. Поспешно собрал обрывки, и осторожно, стараясь не касаться рельсов, выбрался обратно на платформу. Толпа с подозрением оглядывала его, и он предпочел поскорее удалиться. Сумасшедшего нигде видно не было.

В редакции мрачно оглядели обрывки, сообщили, что за такие вещи выходное пособие не полагается, отобрали пропуск и выпроводили Эльфа на улицу.

— Вот так, — закончил он свой рассказ. — Теперь у меня ни работы, ни денег.

— А-а, — протянул Сатир понимающе. — Вот они, корни твоей вчерашней меланхолии.

Он поднялся, пообещал вернуться и исчез. Появился с пакетом полным пива и джина с тоником. Открыл по банке для себя и Эльфа, отпил и заявил:

— Знаешь, это был не сумасшедший, это твоя судьба. В жизни надо уметь отличать судьбу от сумасшедших. Тебе дали недвусмысленный знак, о том, что пора прекращать горбатиться неизвестно на кого. Таскал непонятно какие бумаги, в которых черт знает что написано. Может, там распоряжения об устройстве резерваций для лишних людей?

— Хватит бредить. Какие резервации… Это ж газета.

— Хорошо, это фигура речи. Не резервации. Ну, а если там такая ложь, что когда матери в газетах это прочтут, у них молоко в груди свернется. Скажешь, не может такого быть?

— Может, — неохотно согласился Эльф.

— Замечательно. И что ты думаешь делать теперь?

— Наверное, найду другую работу.

Сатир одним большим непрерывным глотком допил пиво, по привычке смял банку, поискал глазами урну. Нашел ее метрах в десяти и, почти не целясь, кинул. Жестянка громыхнула по краю, распугивая голубей, и упала внутрь.

— Неправильно. Работать надо только на себя.

— Что-то слишком много гордости для одного случайного броска, — пробормотал Эльф.

Тот забрал у него банку с недопитым джином, скомкал и бросил вслед за первой. Она полетела, красиво раскидывая вокруг прозрачные брызги, заигравшие на солнце крохотными радугами. Эта даже не зацепила края, грохнув внутри урны.

— Ладно, умеешь. Убедил. Ну и что ты предлагаешь?

Сатир не ответил, занятый открыванием новых емкостей.

— Кстати, я забыл, где ты сам-то работаешь? — спросил Эльф.

— Ты ничего не забыл, просто не знал. Я тебе никогда про это не рассказывал.

— Нда? А мне казалось, я что-то знаю, вот только не помню что.

Сатир передал банку.

— Ладно, потом расскажу, а пока у меня есть деньги, я тебя угощаю. Идет?

— Вполне.

На том и порешили, а все оставшееся время провели там же — на лавке возле памятника.

На небольшой полянке в запущенном парке, затерянном где-то среди окраин Москвы, у костра сидели люди. В костре трещали сучья. Тяжелые ветви деревьев склонились над сидящими, то ли укрывая, то ли подслушивая. Пламя бросало неверные отсветы, отчего казалось, что лица сидящих вокруг костра находится в постоянном движении. Издали их можно было принять за сборище лесных разбойников, или устроившую посиделки лесную нечисть, или еще за каких-то обитателей сказочных лесов. Тем не менее, они были совершенно реальны и вели интересные и странные разговоры: