Игорь Бойков - Жизнь, прожитая не зря

Мехрабан, училась в институте в Городе Ветров, на курс младше него. Жила у тётки. За каждым её шагом в этом большом суетном городе зорко следила родня. Она должна, обязана была следить — таково было родительское условие, на котором её отпустили сюда учиться. Однако девушка быстро научилась обманывать этих дотошных, мелочно подозрительных, но недалёких людей.

— У меня как в ФСБ конспирация, — смеясь, говорила она Денису.

Они почти всегда встречались в этом старом полузаброшенном парке.

Забирались в глухие дебри, в буреломы вывороченных с корнями дикими зимними ветрами старых тополей и осин. Садились на сухие древесные стволы. Влажные, горячие ладони Дениса жадно сжимали, стискивали тело Мехрабан, чувствуя его вожделенную, тугую гибкость, и его влажные губы шептали нежно, со страстью. Она, едва заметно подрагивая, запрокидывала голову назад и медленно, словно нехотя, опускалась, ложилась навзничь на мягкую, невыгоревшую траву. Счастливо улыбалась, и, запуская тонкие пальцы в русые волосы Дениса, говорила:

— Ты самый лучший. И я тебя люблю.

И раскрывала жаркие, накрашенные яркой помадой губы, раскидывала по траве руки. Тыльная сторона ладони напоролась на острый сучок.

— Ай! — резко вскрикнула Мехрабан и отдёрнула руку.

На коже, среди приставших к ней сухих стебельков и мелкой земляной крошки виднелась свежая, налившаяся кровью царапина.

Денис поспешно взял её ладонь обеими руками, поднёс к лицу и поцеловал несколько раз.

— Когда ты порежешься, у меня тоже идёт кровь, — сказал он тихо и серьёзно.

— Правда?

— Ну, конечно.

И Мехрабан, опустив чёрные ресницы век, улыбалась, счастливая и безмятежная.

Денис по-своему любил её странной, эгоистической любовью своей никчёмной, мелкой натуры.

Он умел пускать пыль в глаза, но он был не способен на поступки. Он любил, но боялся за неё бороться. Хотел расстаться с ней, но не мог решиться. Хотел выглядеть мужчиной — хотя бы даже перед самим собой, но не имел воли ехать в Дербент.

Денис отправился к известному в округе гадальщику, толком и сам не зная, зачем. Не то за наставлением, не то за облегчением.

Никто не знал настоящего имени гадальщика. Одни называли его Ильгам, другие Иззет, третьи — просто Хромой. Но это всё были имена ненастоящие — истинного он не говорил никому.

Он был калека — попав в детстве под машину, остался на всю жизнь с изувеченными ногами, с раздробленными коленными чашечками и почти негнущимися суставами. Ходить он мог едва-едва, опираясь на костыли и делая по два шажка в минуту.

Гадальщик жил на глухой, дикой городской окраине, в старом ветхом домике из саманного кирпича. При нём всегда была пожилая женщина — не то мать, не то тётка.

Гадальщик был неместный, не горец. Кто он был по национальности, тоже никто толком не знал: не-то перс, не-то тат, не-то курд-йезид. Говорили, что он — не мусульманин, что чуть ли не огнепоклонник. Но это тоже были одни лишь слухи, правды никто не знал.

Денис не сразу нашёл дом гадальщика. Он долго ходил взад-вперёд по жаркой и пропылённой улочке, на обочинах которой лежали кучи мусора. Рассматривал заборы и дверные калитки, заглядывал в окна и негромко покашливал, когда неуклюже проползавшие мимо машины обдавали его облаком едкой удушливой пыли. Крепко пахло кисловатым ароматом гнилых, заплесневелых арбузов. Спрашивать у прохожих не хотелось — мужчин, которые ходят гадать, не уважали.

Отыскав, наконец, нужный дом, он негромко постучал в железную калитку. Во дворе сразу же залилась хриповатым лаем собака. Занавеска окна, выходящего на улицу, откинулась, и наружу высунулось хмурое женское лицо в платке.

— Я это, к вам, — неуверенно начал Денис. — Ильгам ведь здесь живёт?

Женщина окинула его внимательным взглядом глубоко посаженных чёрных глаз. Те резко выделялись на фоне её старческого, морщинистого, тёмного лица. Взгляд был проницателен, холоден и сух. Денис поёжился.

— Ведь он здесь живёт? — повторил он.

Она буркнула что-то не по-русски и скрылась за занавеской, в тёмной тиши комнаты. Затем хлопнула дверь, во дворе раздались шаркающие шаги, и калитка растворилась. Она появилась на пороге, одетая в длинный тёмный до пят балахон. На её иссохшейся шее ярко поблёскивала толстая золотая цепочка.

— Мне к нему надо. Очень надо, — опять начал Денис. — Он дома?

— Кто? — ответила она вопросом на вопрос, не впуская его внутрь.

— Ну, ведь здесь живёт человек… Хороший человек. Про него говорят, что он людям помогает, — Денис бормотал сбивчиво, неуверенно.