— И как ты будешь его изучать, этот волосок?
— Этого не объяснить. Вся беда в том, что я в последнее время теряю дар. Полиция Небраски прислала мне бритву, принадлежавшую убитому, волосы из его бакенбард и даже пятно крови, но черт меня возьми, если я что-то вижу!
В голосе его слышалось отчаяние.
— Но может быть, тебе стоит разработать какую-то систему?
— Систему, говоришь? Систематично только то, что люди умирают — своей смертью или с чьей-то помощью. Систематически передаются сигналы «SOS» — я их иногда слышу, иногда нет. Мне систематически надоедают своими разговорами мертвецы. Скучнее этой публики нет никого на свете. Я, знаешь ли, иногда захожу в аптеку и внимательно рассматриваю там все подряд: капли от насморка, противоотечные препараты, средства от прыщей, мозолей и геморроя, ингаляторы, заменители слезной жидкости, яды. И вот что я думаю: мы просто берем наши тела напрокат у смерти. Знаешь, что для меня в жизни главное, Натан?
— Нет.
— Полножирный йогурт и односолодовый виски.
— Понятно, — сказал я.
Мне захотелось уйти.
Арлен странно тряхнул головой и вытер белым платком молоко с верхней губы.
— Ладно. Вот что я тебе скажу: я прикреплю этот волосок к своей доске. Если он вдруг заговорит со мной, я дам тебе знать.
Он понюхал напоследок ремешок от часов и протянул их мне.
— Да, теряю дар, — повторил он. — В последний раз я капитально лажанулся. В канаве, где я увидел труп женщины, оказался холодильник. Ты бы удивился, если бы я смог тебе передать, насколько похожи гниющий мозг и сыр с плесенью.
— Мне пора, — сказал я, вставая.
— И запомни главное про мертвецов: к нам обращаются только те из них, кто не нашел покоя. Остальные молчат как рыбы.
— Спасибо, буду знать, — сказал я и вышел в коридор.
Тем же вечером позвонила мама. Она сообщила, что пришли уведомления от приемных комиссий университетов, в которые я посылал заявления. Я попросил ее распечатать конверты и зачитать мне результаты. Оказалось, что меня готовы принять только в университет штата Висконсин в Мэдисоне. От нашего дома до него было не больше восьмидесяти миль.
— Это моя альма-матер, — сказала мама. — Тебе там понравится.
Но по ее голосу было заметно, что она тоже удивлена и расстроена тем, что меня больше никуда не взяли. Я почувствовал очень знакомую боль в животе.
Все последние дни пребывания в институте меня не покидало плохое настроение. Общался я в основном с Терезой и Тоби.
С Терезой мы попытались возродить наши ритуалы в амбаре — с мерцанием сигарет, клубами синеватого дыма и с привкусом джина. Но мы смущались даже от поцелуев. Наши разговоры то и дело прерывались длинными паузами, и это нервировало нас обоих. Скорое расставание было неизбежно.
— Мы не подходим друг другу, — сказала мне в одну из таких ночей Тереза.
Ее пальцы пожелтели от никотина, а я давно не мыл голову.
— А кто тебе подходит?
— Никто из тех, кого я знаю. Мои родители дошли до того, что конспектируют свои споры в блокнотах, а потом отрывают страницы и сортируют их по темам.
— Что, правда?
— Ну почти правда.
— А мой дедушка, случалось, швырял в моего отца половником за обедом, — сказал я.
— Отличная у вас была семейка, — заметила Тереза, выпуская в мою сторону целое облако дыма.
— Не понимаю, почему он в меня ничего не швырнул, — продолжал я. — Я был настоящий идиот.
— Натан, ну, пожалуйста, не надо. Мне тоже есть в чем себя обвинить. Я как-то не сказала отцу, что у него смещение позвонка, а он страшно мучился, не мог спать. Ну и кто я после этого?
— Девушка, которой надоело каждый день видеть болезни, — ответил я.
— Я попрошу высечь это на моем могильном камне, — улыбнулась Тереза. Она взяла мою руку и положила себе на бедро. — Хотела бы я, чтобы ты поехал со мной.
Она покидала институт через несколько недель: ей предложили работу в Коннектикуте.
— Мне бы тоже хотелось, — ответил я, хотя и понимал, что в этой ее новой жизни для меня места не найдется. К тому же я вообще не знал, что буду делать дальше: возможно, не поеду и в Мэдисон осенью. Я просто ждал, что произойдет. — Давай полежим здесь немного, — попросил я. — Молча, ничего говорить не будем.
— Да, без слов лучше, — кивнула Тереза.
Она докурила сигарету, и мы легли рядом на соломенную подстилку.
Тоби получил какой-то музыкальный грант от фирмы «Сони» и потому собирался остаться в институте еще на три месяца. Осенью он должен был начать ходить в Джуллиардскую музыкальную школу. [77] Джуллиардская школа (Julliard School) — лучшая музыкальная школа США, находится в Линкольн-центре сценических искусств в Нью-Йорке.
Читать дальше