Доминик Смит - Прекрасное разнообразие

— Послушай, мама, ты же закрыла доступ в гостиную, навесив на двери желтую ленту. Такими лентами ограждают место, где произошел несчастный случай.

— Только ты один не можешь смириться со случившимся.

Я крутил в руках стакан воды. Мама расправляла складки на скатерти. Я мысленно посчитал до десяти и сказал:

— Уит любит тебя.

Она поморщилась и объявила, глядя мне прямо в глаза:

— Чепуха!

— Любит и всегда любил. Я теперь понимаю, почему он все время крутился у нас, когда я был маленьким. Это не из-за дружбы с отцом, это из-за тебя. Почему ты его прямо не спросишь?

— Он наш друг. Он помогает мне управляться с домом. И потом, мне надо для кого-то готовить. И получается, что мы помогаем друг другу по взаимной договоренности.

— Он влюблен в тебя по уши.

Она мотнула головой:

— Глупости!

— Он там у себя в подвале беседует по радио с русскими и филиппинцами. Отжимается перед сном. У него вся жизнь — один сплошной холодный душ.

— Ну все, хватит!

— Ты просто не хочешь посмотреть правде в глаза. — Я посмотрел на ее руку, по-прежнему украшенную тонким золотым ободком обручального кольца. — Ты замужем за призраком! Он и при жизни почти все время был призраком, хотя и жил с нами. Но у него, по крайней мере, была своя жизнь, были цели!

Она резко отодвинула тарелку, показывая, что не желает больше разговаривать, и жестом попросила официанта принести счет. Затем выписала чек, аккуратно вырвала его из чековой книжки и переписала сумму себе в блокнот на память. Она всегда это делала, чтобы помнить, сколько у нее осталось средств, и не оказаться вдруг без копейки.

Мы договорились о дне, когда будет развеян прах. Я позвал участвовать в этом Тоби и Терезу, и они должны были встретить нас в Калифорнии. Уит заплатил за авиабилеты, сказав, что это его подарок нашей семье. Он же договорился с руководством Стэнфордского ускорителя и склеил для перевозки останков небольшую коробку из сосновых дощечек, соединенных «ласточкиным хвостом». Я пересыпал туда содержимое урны и завернул все в пузырчатую упаковочную пленку. Когда мы летели в Сан-Франциско, мама держала коробку на коленях и отвечала отказом стюардессам, предлагавшим напитки и орешки. Я смотрел на нее и думал: вот моя мама, она держит его тело, и значит, он присутствует среди нас. Более того, его можно удерживать с нами рядом, что было совершенно невозможно, когда он был жив. Нет ничего удивительного в том, что она так неохотно согласилась с его волей — развеять прах.

— Мама, мы все делаем правильно, — сказал я ей. — Он так хотел.

Она кивнула, но по ее лицу было понятно, что она не уверена в этом.

Я поглядел в иллюминатор. В разрывах облаков виднелись ряды пригородных домов, а за ними — пшеничные поля с редкими фермами. В картине, которую я видел, была и глубина, и резкость. Реки, меловые откосы, каньоны — все выглядело отчетливо, как на гравюре.

Тоби прилетал в аэропорт Сан-Франциско почти одновременно с нами, а Тереза должна была появиться только через час. Мы встретились с Тоби в зоне получения багажа. Он выглядел как оперный певец или гангстер: приталенное пальто из верблюжьей шерсти с поднятым воротником, в руках — тросточка. Он теперь носил очки, однако не темные, как у Стиви Уандера, [92] Уандер Стиви (р. 1950) — знаменитый слепой певец и композитор, основоположник классического соула. а обычные, может даже с диоптриями. Это, по-видимому, была и шутка, и вызов обществу.

— Тоби!

Он повернул голову осторожно, как человек, у которого болит шея.

— А я слышал, как ты шаркаешь, — сказал он.

Мы обнялись. От него пахло дорогим одеколоном.

— Ты помнишь Уита и мою маму? — спросил я.

— Конечно, — ответил Тоби. — Уит тоже много времени провел в темноте.

— Во! Правильно сказано! Ты-то это понимаешь, — откликнулся астронавт.

— Спасибо, что приехал, — сказала мама. — Натан очень хотел видеть тебя здесь.

Пока мы, стоя у выхода, ждали Терезу, Тоби рассказал мне о своей жизни в Нью-Йорке. Он уже несколько раз ездил в гастрольные туры и сейчас записывал альбом. Его концерты в Амстердаме и Праге зрители встречали овациями и цветами, он давал интервью на радио и так далее — Тоби просто засыпал меня подробностями. Он собирался играть в европейских кафедральных соборах — исполнять реквиемы и концерты для фортепиано. Там, по его словам, воздух резонировал каким-то особенным образом, потому что мрамор и шифер не поглощают звук. Я кивал в ответ на его рассказы, но не могу сказать, что сильно ими проникался.