Дорис Дёрри - Синее платье

Вместе с сытыми младенцами, спросонья прижимающими к себе своих плюшевых зверей, измученными на вид матерями и раздраженными папашами нас погрузили в чрево «боинга» индонезийских авиалиний «Гаруда».

Мой муж засиял, как школьник на экскурсии. Подружился тут же со стюардессами, похожими на эльфов: все как одна идеально сложены, волосы черные как смоль, губы ярко накрашены. У меня заныло сердце: что если на Бали все женщины такие?

Фриц великодушно пропустил меня к окну, а сам остался у прохода, где порхали его эльфы. Пластиковая надувная подушка обхватила мою шею, как ортопедический воротник, что меня, видимо, вовсе не красило. К тому же эта штука загородила от меня Фрица, я вообще его больше не видела и только ерзала в кресле туда-сюда, пытаясь поудобнее устроиться. Во время взлета Фриц взял меня за руку. Я хотела положить ему голову на плечо, но надувной воротник не давал. На мониторе появилась маленькая белая стрелка, указывавшая путь нашего самолета на другой конец света. Что это нас понесло в такую даль, зачем мы вообще сорвались с места, что хотим в нашей жизни изменить? Что такого должно произойти на Бали, чего не произошло бы дома? Фрица спрашивать было бессмысленно – у него был готов сколь идиотский, столь и банальный ответ: там солнце светит, детка моя сладкая! – все, что я услышала бы в ответ. А я жару переношу плохо, у меня кровь холодная, он сам надо мной по этому поводу всегда подтрунивал.

Подали обед. Я решила ничего не есть, чтобы влезть в купальник, но рядом с индонезийскими эльфами с их мальчишескими фигурками худеть уже не имело никакого смысла. В итоге я проглотила все, что мне принесли, и еще закусила ванильным кремом Фрица. Тут меня разморило. Фриц заказал себе третью порцию пива, лицо его выражало полнейшее удовольствие.

– Ах, – вздохнул он, – как чудесно лететь куда-то, правда?

Я кивнула в ответ и продолжила скучать по своему надежному, спокойному местечку у стола, и о голубой елочке прямо у меня под окном, и о синицах на ее ветках.

Муж заботливо сжал мои пальцы.

Я взглянула на его худую бледную руку, что лежала на моей, и она показалась мне вдруг ужасно старой. Когда она успела постареть, почему я ничего не заметила? Эта рука вызывала отвращение и жалость одновременно. Кажется, Фриц тогда в последний раз держал меня за руку. Я только помню, что вдруг отчетливо представила себе, как мы вместе с ним тихо старимся. Уютно старимся и чуть-чуть душновато. Так что я время от времени распахиваю окна и выкрикиваю какую-нибудь глупость вроде: «Воробьев в парламент!» или «Не допускайте к власти драчунов и засранцев!». Какая чудная эта старушенция с третьего этажа, будут говорить обо мне, вечно порет всякую чушь, похоже, потихоньку выживает из ума. Хихикая, я закрою окно, а Фриц, сидя в кресле с подлокотниками, улыбнется и покачает головой, посмеиваясь надо мной, – так всегда было, всю нашу совместную жизнь. Я сварю ему томатный суп, он запачкает им рубашку. Вот так примерно все и будет.

Я закрыла глаза. Минут пять, кажется, прошло, и муж стал трясти меня за плечо:

– Мы приземляемся в Сингапуре!

Я с трудом очнулась от грез. Из иллюминатора ударил слепящий свет. Меня укачивало, тошнило, душила жара.

– Ты десять часов проспала, – упрекнул меня Фриц, – а я ни минуты не спал. Надевай ботинки.

Он вытащил из-под переднего сиденья ковбойские сапоги. Ну почему мы не можем носить кроссовки, как все нормальные люди? Фриц с превеликим трудом напялил сапоги мне на ноги, при этом ему пришлось залезть под мое кресло, и выпрямился – тяжело дыша, весь красный. Он часто ухаживал за мной, как за капризным ребенком, и мне это нравилось. Но в тот момент мне было не до телячьих нежностей. Я поднялась.

– Куда ты?

– В туалет, – грубо ответила я и протиснулась мимо него к проходу.

– Но мы же приземляемся.

Я молча двинулась к туалету. Занято. Я долго ждала, потом нетерпеливо постучала в дверь. Тишина. Я хотела уже было обратиться к стюардессе, но тут задвижка щелкнула, и на меня надвинулся весьма упитанный китаец. Я приготовила ему свирепую гримасу, но у него было на редкость милое лицо и он так дружелюбно мне улыбнулся, что я невольно ответила тем же.

За ним пронеслось облако лимонного аромата – так пахло средство после бритья. Я жадно вдохнула этот запах, провожая китайца взглядом. Его черные волосы стояли мокрым ежиком, как будто он только что вымыл голову в крошечном туалете. Прическа придавала ему что-то наглое, юношеское и в сочетании с его комплекцией подействовала на меня возбуждающе. Я не могла отвести от него глаз – это и была та самая другая моя жизнь, по которой я скучала за рисованием, о которой мечтала, как о новом платье.