Александр Терехов - Немцы

— Про всех префектурных, наверное, расспрашивает? — Эбергард заставил себя еще улыбнуться и спрятал губы в чашке, но она неожиданно оказалась пуста.

— Ему зам по инвестициям нужен свой, а Кравцова не уволишь. Бабец, когда дела сдавал, попросил: если с Кравцовым не сложится, не увольняйте Мишу сразу — у него жена умирает, подержите его. И монстр пообещал. Марианка подслушала: сказал — уверен, с Кравцовым сработаемся, если нет — год у него есть. Обещаю, Егор Иванович, так сказал. Да и все другие останутся на местах. И предложил: давайте, может, бизнес какой в округе затеем. Но у Бабца ума хватило: спасибо, не надо. Хотя это Кристианыч мне по секрету… Мэр префекту сказал: посылаю тебя на ВостокоЮг разобраться с провалом на выборах: кадры подвели Бабца или Бабец подвел свои кадры. Вот такая пуля прилетела!

Сырцова — наконец-то! — испытующе глянула на Эбергарда: выдержишь? говорить? нет? — закуталась потеснее в платок и нависла над столом, отодвинув грудью калькулятор, и Эбергард благодарно подвинулся навстречу — вот оно, всё лучше общей тьмы. Или общая тьма всё-таки лучше… Вот сейчас он родится на чертов этот свет!

— Галина Петровна, говорит, а что это за девятнадцать миллионов на пресс-центр? Я говорю: так наружная реклама на выборы. И соцопросы. И газеты…

— Так в других округах…

— Говорю: в других округах по шестьдесят миллионов! А он, сам глазки спрятал: а что за человек этот — Эбергард? Я говорю: многих мы с вами обсудили, и вот только про одного…

Эбергард благодарно сжал веснушчатое запястье главбуха.

— Могу сказать со всей ответственностью — душа у него есть! Добрый. Мастер своего дела. И деликатные вопросы умеет решать. Поговорите с ним. Монстр, а глазки не поднимает: какой-то он… И — не сказал!

— Но — с неприязнью?

— Не поняла. Но ты — ищи работу!

— Да вы так всегда говорите! — И они рассмеялись. — Говорят, из Питера?

— Всегда что-то говорят, — отмахнулась Сырцова, — а ты не слушай, а то зацепятся языками в столовой и — бу-бу-бу, бу-бу-бу… Кто мы такие? Никто! Как те, верхние, думают… что они думают… зачем и куда кого ставят — мы никогда не поймем! Отделывай квартиру и ищи работу! А мне бы до пенсии досидеть…

Эрна не позвонила сегодня, завтра, послезавтра, неделю, две, дальше, и что же: не позвонит он — она не позвонит никогда? И всё-таки позвонил, сам:

— Не виделись уже три месяца, — чуть не спросил: «Ты не обиделась на меня?» — Я уже соскучился, — свободно, не стискивая зубы, почему-то не получалось теперь говорить, Эбергард просил, он боялся, пусть скажет «тоже соскучилась, папа»; нет: — Давай на выходных сходим в клуб!

— Давай. — Прежний голос? Да, прежний голос. Или всё-таки новые интонации? Да, нет, хватит грызть себя — прежний голос!!!

— Возьми-ка в руки листок и чем записать, — радость возвращала ему уверенность, — давай, давай, я подожду… Взяла? Напиши в столбик: что бы ты хотела видеть в нашей новой квартире.

— А какая она будет?

— Я же говорил: большая! И отдельно запиши, что должно быть в твоей комнате — может, нарисуем облака на потолке? Или сделаем сцену?

В безопасный день, во вторник, когда монстр до обеда участвовал в заседаниях правительства, хмуро вслушиваясь в шепчущие подсказки Кристианыча, и плечо его брезгливо перекашивалось от гладящих прикосновений меловых и сладко-пахучих Кристианычевых перстов (первый заместитель префекта теперь особо следил за собственными индивидуальными запахами), а после обеда обходил нужные департаменты, в префектуре чаще улыбались и говорили громче, Эбергард решился навестить Марианну из приемной, бесшумно отворил дверь:

— Привет.

Марианна вздрогнула и отшатнулась от окна — почему-то босиком, похоже, она уже долго что-то высматривала во дворе — зачем? Словно отвернулась от всех поплакать.

— Господи, — побледнев, она потерла чуть сбоку левую грудь и побыстрей вернулась за стол.

— Ты что?

— Ничего, ничего, Эбергард, — говорила она, словно сквозь сон, словно вслушиваясь в еще один голос, более громкий, в диктовку. — Господи, как же хорошо, что это ты… Монстр просит ходить на высоких каблуках, а я… Чтоб ноги отдохнули.

Ничего из «садись», «хочешь кофе?», «чего не заходишь?», «поотвечай на звонки, пока я покурю», молчала и неловко разглядывала свои алые хищные ногти — невероятно: словно хотела, чтобы Эбергард поскорей ушел.

— Ничего, что я… — он показал под ноги, на паркет, — пришел, здесь, стою.

— Не знаю, — прошептала Марианна, — я теперь ничего не знаю. Он такой непроницаемый. Уборщица ночью зашла в кабинет, а на столе автомат и записка — «Префекта нет. Но ты не балуй».