Александр Терехов - Немцы

Эбергард не смотрел на Бородкину, но видел, как трясутся ее губы и волнами по коже идет красный, синий, белый цвет, каждый раз смывая глаза до полной неразличимости, а потом они нелопнувшими болезненно-белесыми пузырьками проявляются и взмаргивают вновь.

— Это надо остановить, — Бородкину словно погрузили в какое-то несвойственное состояние и там, в состоянии, ей показывали страшный сон про нее, что-то надвигалось, — Хассо, остановите, умоляю!!!

— Иди отсюда, — послал Хассо. — И напомни там специалистам органов опеки: скоро суд!

— И я пойду, — сразу собрался Эбергард. — Спасибо! Что ты такой недовольный?

— Да задолбали Пятикуровским кладбищем. Мэр каждую неделю с объездом. Все префектуры подключились, миллиард изыскали из фонда чрезвычайных ситуаций… Швейцарию делаем! Газоны! Фонтаны! Переложили все теплотрассы — под землю! Кипарисы, блин. Кедр. Мрамор и гранит! Дорожную развязку! — остатки прежнего Хассо насмешливо взглянули на Эбергарда. — Понял, где похоронен отец Медведева? Вдруг захочет навестить, а у нас — вон какое благоустройство! Кованые решетки! Корзины цветов — посреди промзоны! Очистные сооружения в форме каскадов прудов! — Хассо раскинул руки и прокричал: — Скульптурные группы скорби!!!

Утирая осенние капли под носом, Эбергард спустился в метро, выждал время, пока все вошедшие в вагон нашли пристанища своим глазам, посеяли их кто в газеты, кто в книги, в наклеенную рекламу, впереди расположенную пустоту, разглядели сидящих старожилов, и только тогда — огляделся сам: с лавки, слева наискосок, в упор на него смотрела строгая женщина, уже побывавшая в стране диагнозов в полторы страницы и желавшая другим только «здоровья!», она, как и все ее сверстницы и однополчанки, оделась клоуном: малиновая краска на преувеличенных губах, глаза, обведенные сажей, петрушечные румяна, меховая беретка набок и коротковатые штаны, — недовольна Эбергардом, осуждала, словно из-под него натекает лужа, скомандовала «надо!» — и вскочила, как парашютист на выход в небо, два перехвата поручня — рядом!

— Самсонова Алевтина Александровна, контрольно-ревизионное управление… Эбергард? Видела вас на коллегиях, так знаю… В курсе, что мы — очень серьезно! — проверяем использование бюджетных средств пресс-центром? Прошлый год смотрим. Позапрошлый. И более ранний период… — ничего не волновало ее, каждый кормится своим, у каждого свои крючья, чтобы цеплять за бок живое. — И неблагоприятное впечатление в целом… Неделька нам еще осталась, но акт я уже набрасываю… — показала углом губ «ну вы и наворотили». — Миллион шестьсот выставлять будем подрядчикам вашим к возврату в бюджет. А дальше — как префект посмотрит. Может быть, и в прокуратуру. — Всё, что хотела сказать; отвернулась проверить: ничего не изменилось в схеме метро, не отросли никуда линии? и так противно рядом с такими, а он еще и молчит!

— Но я человек, — сказала она мягче, поближе сведя губы, в детстве и юности Эбергарда так говорили про «блат», — и всё понимаю. Акт как напишешь… Можно и в общей форме указать, что небрежность в оформлении, не все акты выполненных работ предоставлены в срок… Отсутствуют кое-где подписи исполнителей. С учетом прошедшего времени…

— Спасибо! — Эбергард услышал свой голос, как незнакомый — как ее зовут? — улыбнуться ищуще и благодарно, как заведено. — Я завтра подвезу. Вы уж меня сориентируйте.

— Сто, — беззвучно, отрывисто выдохнула она, словно отрабатывая произношение нерусского языка или упражняясь дыхательной гимнастикой, и еще разжала и сжала пальцы, но, слава Богу, один раз, «пять» — и пятьдесят, сто пятьдесят, Эбергард кивнул: да. Завтра.

— Журнал какой-нибудь принесите: вот, Алевтина Александровна, статья, что я хотел вам дать почитать, — зацепила щепоткой Эбергарда за рукав. — Знаю вашу ситуацию, извините, что столько. Я не одна. Надо, — как и все, она показала наверх. — А тем — надо тоже, — и показала еще повыше. — Удачи!

Хорошо. Ждать не пришлось. Роман со своими (да с кем угодно, Эбергард деньги нес) прохаживался уже в углу парковки «Веги — Красная дача», где останавливались бесплатные автобусы (договорились «где автобусы»), — трое; казалось, его ожидают люди расслабленные, обезоруженные, преодолевшие плотные слои атмосферы, где вовсю жарит, занявшиеся уже другими и другим, из глаз их он, Эбергард, в основном уже стерся, отдаст мешок — сотрется совсем; казалось: такие ж люди; ведь и он о другом сейчас думал, о чем хотел думать без помех, к чему наконец прорвался, с этим порешав: будет суд, уладится с Эрной, поменяет работу, весна… Да, еще родится девочка.