Александр Терехов - Немцы

— Я взял курс на стратегию. Приют для бездомных собак строить хочу. На полторы тысячи голов. И чтоб на каждой, что по округу бегает, — он очертил пальцем вокруг шеи, — с микрочипом ошейник. Компьютер утром включил и видно: где бегает, с кем, кастрирована или нет. А во всю ту стену — табло! С картой округа. Горят и двигаются огоньки — это машины идут на снегоуборку, и я вижу каждую. Получим целостную картину, Эбергард! А то что мы… А все уже давно… А мы… — он попытался одним словом выразить то, к чему должно стремиться, и нашел только: Россия! — и Эбергард горячо закивал: я понял, о чем ты: да, именно!

Опять — телефон!

— Я пойду? — предложил Эбергард: нельзя засиживаться, скромность, соразмерность. — А то у тебя тут…

— Слушаю, Хассо! Как? Милицию вызвали? Выезжаю! — вскочил. — Префект собирается в Озерное, в церковь, а там кто-то овчарку к ограде привязал, надо хозяина найти, пока префект кого-то вместо собаки не привязал! А то прошлый раз молился за рождение внука, кошка зашла и ему под ноги мыша положила… Зама по ЖКХ уволили, подрядную организацию сменили, батюшка уже тот не служит… Алло! — комуто уже Хассо звонил, нагнувшись под стол в поисках выездной обуви, и больше Эбергарда уже не видел, словно нажал какую-то кнопку, уничтожавшую всё, что больше не используется.

По утрам он отсчитывал дни до суда; всё возможное, без пропусков, сделано: отталкивался, разгонял, теперь поехало с горки само — со всею вложенной им силой удара! — нечего прибавить; только ждать, как выйдет; в префектуру до обеда не собирался, вторник — правительство, спокойный день; четыре неотвеченных: Гуляев — два и два — приемная монстра: не будет ведь монстр его благодарить за аукцион и мед? лично оповещать: принят в стаю?… Тогда что? — перебирал последнее: статья о десятилетии округа с восхвалением. гения — отмечающего семидесятилетие мэра? Открытки к годовщине Сталинграда? Благодарственные письма от префекта всем, кто поздравил, на серебристой бумаге? Всё в срок. Звонили, Алексей Данилович? Ты уже знаешь, что в одиннадцать? Что «в одиннадцать»? Что в одиннадцать — к префекту. Правительство перенесли. Аккуратней оденься.

В лифте Гуляев (Эбергард улыбался) спросил: на какую цифру мы вышли в январе? Цифра тридцать. Тридцать процентов. Скажу, если встанет вопрос. Префект-то начал с открыток, а перешел… Лифт приехал; в приемной — впервые он в «зоне особого доступа», меж маячивших охранников, в воздухе чужом, пугающем, сердцебиенном; Гуляев, будто разминаясь, еще остановился рядом: хочу тебе посоветовать две вещи — первая… но вошли Хассо, Шведов, Пилюс, помощник префекта Борис, здоровались, и — не продолжилось. Проходите. Новая секретарша говорила и двигалась с осторожной выразительностью распорядительницы бракосочетаний и похорон.

В кабинете для приема неблизких Эбергард сразу занял выгодный стул, но остальные замерли столбами: присаживаются здесь, выходит, только после приветствия и по разрешению, но не обратно же вставать; Эбергард сказал: а может, остались какие-то подарки и решено поделиться с достойнейшими — поэтому нас собрали? Так промолчали, словно живой он один. Помощник Борис шепотом спросил секретаршу: завтракал? Давно? Видимо, это имело какое-то значение. Эбергард подмигнул Хассо, зная, что безответно, и выудил из краснодеревянного лотка карандаш и листок, оглядывался, другие как-то умели ничего не делать, он — не умел: а небольшой кабинет, когда-то машбюро сидело, портрет Первого Петра… шорох и шорох! — монстр вошел, ослаблен у него галстук, руку — всем руку, Эбергарду, здороваясь, без нажима, но внимательно посмотрел в глаза — научила их КПСС! Слева от Эбергарда сел Шведов. Остальные — напротив. Эбергард записал день. Добавил год. Подчеркнул. Конструктивно, скромно и самокритично слушал, спрятал глаза. А мне говорили, вы болеете, бабьи, издевательски гнусаво пропел префект Пилюсу. Что же это вы — на мой день рождения и — ба-але-е-ете? Да и праздник сегодня какой, префект перекрестился, посмотрев всем за спину, — Взыскания погибших! Не бережете себя? Пилюс немо щерился «рази я достоин?», «даете много больше, чем могу перенесть». Эбергард на всякий случай улыбнулся в тон. Улыбка работала. Сдержанная, уместная. Посуше, с капризом, но также расслабленно монстр обратился к Гуляеву: ну, и что же вы молчите, едем мы в субботу общаться со старыми товарищами? Разве можно забывать старых товарищей? Гуляев, словно пораженный в хребет стрелой, судорожно всплеснул руками: да я, да — в любую минуту, вы только скажите…