Сэйс Нотебоом: Потерянный рай

Она тронула его за плечо и попросила повернуться. Но он не сразу смог возвратиться из той пыльной комнаты. И, даже повернувшись на спину, не решался на нее взглянуть, потому что в тот первый раз ему не удалось увидеть ее лицо.

— Расскажи-ка, — попросил он, — как это было?

— Ты знаешь, как это было.

— Наверное, но мне хочется услышать твой рассказ; пожалуйста.

— Не ты один оставался возле меня долго. Нас специально готовили, это была игра, как в театре. Мы должны были вас провоцировать, но нам тоже было трудно. Нельзя давать себе волю. Только с тобой все вышло по-другому. Мои ощущения были необычайно сильными, твой взгляд, казалось, прожигает меня насквозь, как луч лазера. Я слышала твое дыхание. Один раз ты кашлянул. И назавтра, когда ты снова пришел, я узнала твой кашель. Когда ты ко мне прикоснулся.

— Когда ты ко мне повернулась.

— Да. Но сперва ты, повернулась я позже.

Она знала, о чем он хочет спросить и что время для этого вопроса еще не настало. Она все знала заранее, она была неприступна, но этого он знать не мог. На миг ей показалось, что она возвращается в прошлое, о котором никогда не расскажет ему, потому что не нуждается в сострадании, потому что давно справилась со своей бедой сама. Он ничего не знал о ней, вот и хорошо. Она знала о нем еще меньше, прекрасно. Так пусть все и остается.

А он? Он отыскал в Австралии спрятанного в шкафу ангела. Ангелы — существа мифические, одинокий ангел в наше время попадет в категорию китча, иронии, в лучшем случае — театра. И все-таки маленькое, босое, свернувшееся в клубочек женское тело (он почти сразу понял, что это женщина, хотя она и выглядела как мальчик) тронуло что-то в глубине его души: страх, эмоции, желания; ему надо было увидеть, как она встанет, как расправит откинутые назад крылья, касающиеся пыльного пола. Но он ничего не посмел сказать ей. На лестнице послышались шаги, и он ушел. В ту ночь он не сомкнул глаз, хотя вечером успел поучаствовать в дискуссии о функции критики с живущим на Соломоновых островах писателем («своей критики у нас нет, а в Австралии нас не считают за своих, так что, с одной стороны, мы в выгодном положении: никто не говорит о тебе гадостей, зато с другой — нас как бы не существует вовсе»), потом выпил с датским писателем («твои ангелы — актеры, все это игра, сходи в бар фестивального центра, они там собираются по вечерам — посмотришь, каковы они без крыльев»). Он сходил в бар, но не встретил никого, похожего на нее. Да и как узнать женщину, чьего лица не видел? Мысленно убрать крылья, мысленно выпрямить ее, посадить — все равно ничего не выходило.

Назавтра был последний день фестиваля. Улицу и номер дома он записал, а день провел как в лихорадке, гадая, пора ли уже идти, он волновался, как подросток. Наконец в конце дня он поднялся по этой жуткой лестнице. Она лежала на своем месте.

«Осторожно, берегись иллюзий!» — эта фраза постоянно крутилась у него в голове. Кто ее придумал, он давно забыл, забыл и контекст, в котором ее прочел, и что она на самом деле означает. Тишина в доме наводила на мысли о призраках, ну и что такого? Он вошел, прислушиваясь к своим шагам, понимая, что и она их слышит. Посмотрел на неподвижное тело, босые ноги, крылья. Что, если что-нибудь сказать? Нельзя, это все равно как бросить кирпич в зеркало: звон осколков, мерзость опустевшей рамы, царапины от стекол и тишина. Тишина разрушенной недосягаемости. Он сел спиной к стене. И потянулось тяжелое, бессмысленное и напряженное ожидание — как будто сидишь в засаде. Раз ему показалось, что кто-то идет, но нет, никто не появился. Он легонько, едва коснувшись, погладил ее крылья.

— Please, go away. [63] Пожалуйста, уходите (англ.) .

— Не могу. Я хочу поговорить с вами.

Это была правда. Он уже не мог уйти. Долгий перелет, чужой город, новые лица, разговоры, которые пришлось вести, и вся та, оставшаяся далеко позади, жизнь: работа, Аннук, с которой он познакомился после развода, недописанная заявка на книгу о Терборге, [64] Ф. С. Терборг (1902–1981) — дипломат, прозаик и поэт. валявшаяся в ящике стола. Ему страшно захотелось спать, хорошо бы лечь, подумал он, поближе к ней, прямо на грязный пол перед шкафом. И вдруг ему все стало безразлично. Она могла позвонить и поднять тревогу, могла внезапно встать и, перескочив через него, убежать вниз по лестнице. Конечно, он побежал бы за ней, и первый же полисмен, которого она позовет на помощь, арестовал бы его за неспровоцированное насилие.