Дитер Форте - Книга узоров

Биг Бен, который верил только тому, что видел, но не мог отрицать того факта, что в данный момент видит на доске слова: «Не злоупотребляй ни справедливостью, ни мудростью, ибо иначе ты погибель готовишь себе», и для проповедника уже одно это доказывало, что слово оказывает действие, так вот, Биг Бен больше верил в дела. Биг Бен в своем роскошном мундире стоял у стойки, как маршал Красной армии, он даже кивнул, соглашаясь, потому что тоже не отказался бы от хорошей истории, и заказал Козловскому джин на всех.

Если ему случалось работать, то он работал портье в разных ночных клубах и в своем ярко-красном мундире с золотыми позументами и шнурами выглядел «как генерал-квартирмейстер всех медных дверных ручек и распашных дверей» Дюссельдорфа, он жил «чаевыми буржуазии», а если на чай давали слишком мало, то он брал несчастного буржуа во фраке за грудки и кричал, что ему, мол, самое время строить Ноев ковчег и сажать на него хотя бы несколько дам и господ, трезвых или пьяных – неважно, чтобы сохранилось хотя бы несколько образчиков этой разновидности людей, потому что грядет девятый вал пролетарской революции.

А мундир он не снимал целыми днями, ведь другой приличной одежды у него не было, и дети с восторгом смотрели на него на улице, думая, что это цирковой шталмейстер. Жил он у своей матери, которая целые дни просиживала у окна за занавеской, напоминая сморщенную изюминку, и экономила каждый пфенниг ради своего сына, и, надо сказать, ей удалось скопить денег, чтобы сын съездил в Лондон, там он обозрел Национальную библиотеку и тот самый зал, где работал Карл Маркс, вернулся домой и сообщил: «Да, этот дядька прочел много книжек».

И каждый день он рассказывал свою любимую историю о том, как однажды, когда великий Крупп вошел в двери отеля «Брайденбахер», Биг Бен на минуточку, просто так, поднял его на руки. Крупп три минуты просидел у него на руках, не шевелясь. А когда Биг Бен снова спустил его на пол, Крупп снял перед ним цилиндр, вручил ему свою визитную карточку и тут же, с ходу, предложил ему место на вилле Хюгель. Он, Биг Бен, отклонил это предложение под тем предлогом, что на этой вилле все равно скоро будет устроен дом отдыха для трудящихся. Крупп ответил, что это совпадает с его планами и что он был бы очень рад избавиться от старой развалюхи, но сказал, что если до этого дойдет, то он просит зарезервировать для него, Круппа, местечко на вилле Хюгель. И он, Биг Бен, ему это пообещал. А потом они оба, рука об руку, Крупп во фраке и он в своем мундире, прошли через весь Старый город и заглядывали в каждую забегаловку, куда Крупп раньше и войти-то не решался. В завершение сего похода они посетили даже местную пивнушку «Де сиббе лююс», а закончили свои приключения в «Хансенс Пенн». «Хансенс Пенн» была та самая пивная, где хозяин ночью натягивал веревку от одной стены до другой, продернув ее под мышками у посетителей, которые явно собирались здесь уснуть, и таким образом всего за пять пфеннигов они могли здесь отоспаться в слегка подвешенном положении. Каково же было ликование присутствующих, когда утром, как только хозяин выдернул веревку, Крупп свалился в уже приготовленный тазик для умывания. Разумеется, все понимали, что на самом деле такой истории быть не могло, но уж больно она была хороша, к тому же это была история Биг Бена, и всем хотелось слушать ее без конца. Удивляло только то, что в конце рассказа Биг Бен показывал всем присутствующим визитную карточку Круппа.

За столом рядом с Густавом, в поле зрения знаменитой раны, сидел полицейский Шмитц; поблагодарив, он отказался от предложенной ему рюмки джина и продолжал в задумчивости ковырять яйцо вкрутую, пытаясь совместить и сложить воедино, как мозаику, все те четыре истории про ногу Густава, которые всякому были известны, потому что он был полицейский и ничего, кроме полицейского протокола, вообразить себе не мог.

Вильгельмина готова была поклясться, что эта рана была у Густава еще в раннем детстве. Биг Бен был уверен, что это дело рук реакционера, который попал в Густава камнем. Пан Козловский готов был руку дать на отсечение, что Густав просто свалился с лестницы, когда спускался в винный погребок. Густав, после некоторого раздумья, решился в пользу той версии, что он только протянул руку за супом, стоя у раздачи, у котлов солдатской полевой кухни, как сбоку рикошетом ударил осколок, бог его знает откуда, и…

У полицейского, таким образом, было четыре истории, которые с точки зрения процедуры криминального расследования назывались противоречивыми, но он уже усвоил, что в этой части мира, где ему пришлось нести свою службу, жизнь состояла из сплошных противоречий. Да что там говорить, и его собственная личность складывалась из противоречий, ведь полицейского Шмитца на самом деле звали Гранжан О'Фаолэн. Его дед приехал из Ирландии, работал инженером у Мальвани и через некоторое время, поскольку люди не могли выговорить его имя и, к его досаде, называли его просто «англичанин», переименовал себя в Смита, а из Смита получился потом Шмитц. Когда его дочь вышла замуж за бельгийца, инженера по имени Гранжан, все по-прежнему пользовались фамилией Шмитц, потому что и бельгийское новое имя не так-то просто было выговорить, а их сын, который чтил имена своих предков и всегда подписывался полным именем «Гранжан О'Фаолэн», – и есть наш полицейский Шмитц. Этим полным именем он подписывал все протоколы, когда же в полицейский участок прибывал новый стажер и, наткнувшись на странное имя, вопрошал: «Это кто же у нас такой?» – старшие товарищи успокаивали новичка, поясняя: «Так это же Шмитц».