Дитер Форте - Книга узоров

Кантадор находился под военным надзором. Он бежал в Америку и принял участие в Гражданской войне; говорят, что он командовал полком. Неизвестно, когда он умер и где похоронен. С торговлей шелком тоже было покончено, ведь всякий, кто переступал порог магазина, считался противником монархии. Магазин закрыли. Обыски шли один за другим, во время них был конфискован и вывезен архив и библиотека Фонтана. При Кантадоре все это еще сохранялось. Теперь книги полетели через окно на улицу, рыночные торговки вырывали страницы и заворачивали в них капусту, а документы, скорей всего, попали в Берлин, в Тайный государственный архив.

Тайный архивный советник и библиотекарь доктор Лакомбле, потомок того Лакомбле, что держал кофейню на рыночной площади, позаботился об этих документах. Он привел архив в порядок, многое перепел и попытался завершить начатую Фонтана работу. Кроме того, он кое-что мне рассказал, разные там истории из старины, про Италию, про Францию, я до сих пор некоторые помню. А зачем вам все это?

Нотариус шарил своими рыбьими глазками, спрятанными за толстыми стеклами очков, по стопкам документов, и его лысина покачивалась. Он вздыхал, вынимал из шкафа очередную папку, снимал очки, носовым платком протирал стекла, снова надевал очки и придирчиво смотрел на своего посетителя, который спокойно сидел в кресле у письменного стола и настойчиво задавал вопрос за вопросом, в этом кабинете, где на стенах были панели из темного дерева, где было душно и пыльно, а шкафы долгие годы никто не открывал, и где старик нотариус рылся, как в гербарии, громоздя горы бумаг на своем столе. Нотариус со стоном опустился в скрипучее кожаное кресло, которое стояло рядом с большой, по всей видимости висевшей прежде на стене, а теперь упавшей вниз, потемневшей картиной «Вид города Дюссельдорфа», и возвел взгляд к потолку, явно подчеркивая этим муки воспоминаний.

– Так зачем вам все это? Ведь это все давно забыто и прошло.

Густав Фонтана встал, застегнул темно-синий мундир – это была форма машиниста локомотива прусского королевства – и сказал:

– Именно потому, что это забыто и прошло.

Нотариус носовым платком отер пот со лба:

– Если бы революция по чистой случайности не началась в доме вашего двоюродного дедушки, все бы сохранилось, но теперь…

Густав Фонтана стоял перед столом нотариуса в задумчивости:

– Возможно, это вовсе не чистая случайность.

– Что вы имеете в виду?

– Все это не забыто, не прошло и не случайно.

– Такое высказывание впору вашему сумасбродному деду.

Густав Фонтана пожал плечами, провел рукой по двойному ряду пуговиц – пуговицы двумя дорожками разбегались к плечам, – надел форменную фуражку с крылатым колесом на кокарде и пошел к дверям нотариальной конторы.

– До завтра.

– Я все вам выпишу, что надо, – прокричал нотариус вслед.

«Мария и Йозеф, Мария и Йозеф» – стучали на стыках рельсов своими неутомимыми молоточками колеса мчащегося поезда. Мария и Йозеф – это было единственное, что не поддавалось забвению, столетиями никому и в голову не приходило выбрать другое имя. Мария и Йозеф, рождение и смерть, вода и суша, бескрайние болота, рыбаки на широких реках, крестьяне на маленьких клочках земли. Потом – большие плотины, которые построили в этой стране чужеземцы, хозяева нового мира, которые принялись делить воду и землю, разрушили древнее раздолье, воду по каналам пустили в море, а на узких полосках земли меж рек и озер поселили людей.

Они пришли сюда из бескрайней Польши, из Богемии, из просторов восточных земель. Мария и Йозеф обрабатывали землю, добивались от нее урожая, работали на ней как проклятые до самой своей бедняцкой смерти. Долгая, однообразная жизнь – но они забывали об этом, когда рассказывали друг другу бесчисленные истории. Чем страшнее нужда, беды и голод, тем чудеснее и волшебнее эти истории. Истории, которые были уже неотделимы от их жизни, смешивались с нею и заменяли ее, которые были старше, чем живущие сейчас люди, которые продолжали жить, когда об этих людях уже никто не помнил.

Мария и Йозеф, округ Лодзь, округ Краков, округ Лемберг, поденные рабочие на полях и переселенцы, которые кочевали, колеся по всей стране, и оседали в глуши, осваивая все новые клочки земли. Переселенцы из Богемии, торговцы хмелем и табаком. В роду у них всегда были свои священники. Мелкие крестьяне, жившие в дельте Одера и Обры, в районе Познани, в округе Бомст, немцы или поляки – они сами никогда не знали, кто они.