ирина Левитес - Боричев Ток, 10

— Брата жду.

— А-а-а. Я-то подумала, у нашей уже очередь. Это ж какие деньжищи загребает, страшно подумать! Сколько платите?

— Не знаю. Нисколько.

— Скрываешь, значит, — прищурилась тетенька с ведром. — Покрываешь нетрудовые доходы. А еще небось пионерка.

— И не говори, Тася. — Из окна выглянула тетенька в бигуди. — Подпольный цех развернула. Вот бы сообщить куда следовает.

— Не надо сообщать. Мне только одного братика подтянуть. Маленького.

Тетенька с ведром хмыкнула, не посчитав причину уважительной.

— Охота была пачкаться! За маленького небось как за большого платют! — И ушла в дом. И кленовый лист унесла.

Стало жарко. Пришлось расстегнуть пальто, снять берет, подставить шею прохладному ветру. Но щеки так и пылали. И голова болела все сильнее.

— Кажется, я заболела, — пожаловалась Нина брату, когда он наконец вышел на крыльцо, волоча за собой портфель.

— Во! Чего болит? — Его огромные глаза переполнились влагой. Стали как коричневые озера. Кажется, назревало наводнение.

— Голова… и горло…

Странно, что болело горло. Гланды-то вырезали. Чему там болеть, спрашивается?

— Давай портфель понесу, — вызвался брат.

Маленький совсем. Тяжело ему. Нина оба портфеля отобрала. Она все-таки сильнее, хоть и больная. Добрели до автобусной остановки. Хорошо бы немного проехать. Но денег — ни копейки.

— Давай скажем шоферу, что у нас денег нет, — предложил Валерик.

— Он нас наругает и все равно не пустит.

— Сам скажу! — Валерик схватил Нину за рукав и подтащил ее к передней двери. — Дяденька вагоновожатый! Ой, то есть шофер! Дя-день-ка!!!

— Кто тут пищит? — Водитель выглянул из закутка за шторкой.

— Дяденька шофер! Это моя сестра. Она сильно заболела. Сильно-пресильно. А у нас денег нет. Подвезите до конечной, пожалуйста.

Водитель задумчиво посмотрел на детей. Девочка, кажется, и вправду больна. Какая-то квелая, лицо красное. А карапуз — молодец. Не растерялся. Вон как за сестричку беспокоится. Смешной. Глазищи огромные, как блюдца.

— Садитесь.

— Большое спасибо! — сказала Нина.

— Большое спасибо! — сказал Валерик.

Доехали до Красной площади. На трамвай пересаживаться и не пытались. Устали от переговоров. Пришлось сделать небольшой крюк. Обойти стороной Покровскую, где школа. А то бы их как раз зацапали на продленку. Время прогулки.

Дома ждал сюрприз. Приятная неожиданность. Пришли девочки из класса. Таня Булгакова, Света Газейкина и Наташа Гейсман. Их Рива Соломоновна отпустила ненадолго. Поздравить Нину с днем рождения. С тринадцатилетием. Вручить подарки: чашку и томик Маяковского. Бабушки гостей чаем напоили, а Нине поставили градусник. Ого — 38,6!

Болеть здорово. В школу ходить не надо. Тем более на ненавистную продленку. Бабушка Лиза сухарики с изюмом печет. Бабушка Века чай с малиной наливает. Дома тихо. Бабушки ходят на цыпочках, а Валерик в школе. На Межигорскую его теперь Лена водит. Заменяет Нину, временно вышедшую из строя. Но самое приятное: уроки подождут. Зато! Можно! Читать! Сколько хочешь! Еще никому и никогда не удавалось запретить Нине читать. Никто и не пытается. Оля книги носит, Лера книги носит, Женя (хоть ей и некогда) тоже книги носит.

Но все хорошее кончается. Голова не болит. И горло прошло. И температура, как назло, нормальная. Придется идти в школу. Вместе с Олей, потому что она отпросилась с работы. Новый начальник уже убедился, какой она ценный работник.

Нина помогла тете найти Валеркин класс. Стояла рядом, пока та разговаривала с учительницей. На правах старшей сестры.

— Ну, как наш ученик? — Оля была уверена, что походы к репетитору уже принесли плоды.

— У бедя такое вбечатление, что старается, — обнадежила Вера Ивановна, комкая в руках носовой платок. — Но надо работать.

— Мы работаем! — заверила Оля.

— Мы ходим… — Нина осеклась под Олиным взглядом. Ой! Чуть было не проболталась. Пусть Валеркины заслуги не приписывают репетитору.

— Но эта история с сочинением. Про медбежиху. До сих пор не поймем, что на него нашло, — доверительно поведала Оля.

Теперь-то уж ясно, что это был несчастный случай. Оля усмехнулась. Слегка. Дала понять, что снисходительно относится к промаху племянника. Своей усмешкой она как будто приглашала Веру Ивановну разделить ее иронию и тоже улыбнуться. А потом благополучно забыть эту дурацкую историю и планомерно двигаться дальше. К вершинам науки.

— Я сама ничего понять не богла, — развела руками учительница. — Главное, все объяснила. Три раза. Сказала же: медбежонок. Четко и ясно. А он что понаписал? Медбежонок! Ужас!