Кадзуо Исигуро - Там, где в дымке холмы

— Возможно, это и в самом деле всего лишь игра. Но отец начинает видеть сына насквозь. Отец распознает нежелательные черточки характера, стоит только им появиться. Это совсем не то качество, которым я мог бы в тебе гордиться, Дзиро. Едва твой план рухнул, как ты уже поднял руки. И теперь, когда ты вынужден перейти к обороне, дуешься и больше не желаешь играть. Точно так ты поступал и когда тебе было девять лет.

— Отец, все это полная чепуха. Вместо того чтобы целый день думать о шахматах, у меня есть занятия получше.

Дзиро выпалил это так громко, что Огата-сан на минуту несколько растерялся.

— Для тебя, отец, это, может быть, и очень хорошо, — продолжал мой муж. — В твоем распоряжении целый день — почему бы вдоволь не навыдумывать разных стратегий и хитростей. А что касается меня, то у меня есть получше способы провести время.

С этими словами муж вернулся к газете, а его отец в изумлении не сводил с него глаз. Под конец Огата-сан рассмеялся:

— Послушай, Дзиро, что это мы раскричались друг на друга, будто торговки рыбой? — Он снова засмеялся. — Будто торговки рыбой.

Дзиро читал газету, не поднимая головы.

— Ладно, Дзиро, не будем больше спорить. Если не хочешь заканчивать партию, то и не надо.

Муж и ухом не повел, словно ничего не слышал. Огата-сан со смехом продолжал:

— Хорошо, согласен, твоя взяла. Больше мы не играем. Но дай я тебе покажу, как можно было вывернуться из этой небольшой ловушки. Есть три способа. Первый — самый простой, и тут я вряд ли что мог поделать. Посмотри, Дзиро, посмотри сюда. Дзиро, взгляни, я кое-что тебе покажу.

Дзиро по-прежнему не замечал отца, сохраняя вид человека, с головой погруженного в чтение. Он перевернул страницу и продолжал читать.

Огата-сан, тихонько посмеиваясь, покачал головой:

— Ну точь-в-точь такой, какой был ребенком. Если что не по нему, надуется — и ничем его не возьмешь. — Бросив взгляд на меня, он как-то странно усмехнулся, потом повернулся к сыну. — Дзиро, погляди сюда. Давай я тебе покажу хотя бы это. Проще простого.

Внезапно муж отбросил газету и шагнул к отцу — с явным намерением перевернуть доску и расшвырять фигуры по полу. Однако, не успев до нее добраться, неловким движением опрокинул ногой чайник. Чайник упал набок, крышка с дребезжанием отвалилась, и чай стремительно разлился по татами. Дзиро, не вполне отдавая себе отчет в том, что произошло, уставился на чайную лужу. Потом повернулся к шахматной доске. Вид фигур, недвижно застывших на своих полях, казалось, разозлил его еще больше, и на мгновение мне показалось, что он снова попытается их раскидать по сторонам. Однако он сдержался, схватил газету и, не сказав ни слова, выскочил вон из комнаты.

Я кинулась к месту, где разлился чай. Влага уже начала впитываться в подушку, на которой сидел Дзиро. Я схватила ее и принялась оттирать подолом фартука.

— Точь-в-точь такой, каким был всегда, — заметил Огата-сан. В глазах у него заиграла улыбка. — Дети взрослеют, но меняются мало.

Я пошла в кухню поискать салфетку. Когда вернулась, Огата-сан сидел на прежнем месте, глаза его все так же улыбались. Он сосредоточенно смотрел на расплывшуюся по татами лужицу. Казалось, он так глубоко задумался, что я не сразу решилась опуститься на колени, чтобы ее вытереть.

— Это не должно тебя огорчать, Эцуко, — проговорил он наконец. — Расстраиваться не из-за чего.

— Да-да.

Я старательно протирала татами.

— Что ж, думаю, скоро надо ложиться спать. Полезно ложиться спать пораньше хотя бы изредка.

— Да.

— Это не должно тебя огорчать, Эцуко. Дзиро к завтрашнему утру все забудет, уверяю тебя. Я прекрасно помню, как на него такое находило. Подобные сценки заставляют с грустью вспоминать о прошлом. Мне живо вспомнилось, как он был малышом. Да, волей-неволей загрустишь о прошлом.

Я продолжала убирать остатки чая.

— Ну-ну, Эцуко, — заключил Огата-сан. — Расстраиваться вовсе не из-за чего.

До утра мы с мужем так и не поговорили. За завтраком он время от времени взглядывал в утреннюю газету, которую я положила рядом с его чашкой. Говорил он мало и ни словом не обмолвился о том, что его отец еще не показывался. Я же чутко прислушивалась к комнате Огаты-сан, но там все было тихо.

— Надеюсь, сегодня все пройдет хорошо, — нарушила я наконец молчание.

Муж пожал плечами.

— Незачем поднимать такую суматоху. — Взглянув на меня, он продолжал: — Сегодня я хотел надеть черный шелковый галстук, но ты его куда-то задевала. Не надо трогать мои галстуки.