Сильвен Жюти - Путешествие в исчезнувшие страны

Как мне сказали, в последнее время число диких амазонов значительно сократилось, племени уже ощутимо не хватало притока свежей крови, и предводительница амазонок опасалась, что в ближайшем будущем амазонов будет не хватать для исполнения той роли, что была им предназначена (или для которой они были предназначены); она признала, кстати, что отчасти в этом были повинны сами амазонки, которые истребляли амазонов, даже не желая того, ибо многие амазоны гибли во время облав.

Клетки, в которых держали амазонов, находились в лесу, в двух-трех часах ходьбы от деревни амазонок. Как мне объяснили, поселили амазонов на приличном расстоянии от деревни для того, чтобы не слышать их воплей, то хриплых, то пронзительных, но одинаково противных; должен сказать, что крики эти были действительно невыносимы, потому что, когда я приблизился к месту, где стояли клетки, мне показалось, что я слышу звуки, издаваемые не то поросятами, не то ослами, не то какими-то неизвестными мне чудовищами. Столь же неприятным, как и их крики, был и внешний вид этих хилых, тщедушных существ, коротконогих, приземистых, казавшихся еще большими уродами по сравнению со стройными амазонками; все они были сутулы, даже горбаты, многие уже были беззубы; у них у всех выдавались вперед тяжелые подбородки, кожа была вся покрыта прыщами, свидетельствовавшими о нездоровье, и еще они были грязны… так грязны, что их запах можно было ощутить задолго до того, как они предстали перед моим взором. Я смог приблизиться к тем жутким конурам, где их держали, только зажав нос и почти не дыша, при виде меня они зарычали и завизжали от страха, ведь они никогда не видели среди амазонок мужчину, и на то были свои причины. Я попытался было их как-то успокоить, используя те немногие слова амазонского языка, которые я выучил; я старался внушить им, что пришел как друг, без дурных намерений, но если они и понимали отчасти этот язык, то воспринимали его лишь как язык, на котором хозяева разговаривают со своими рабами. Итак, самые мирные, спокойные, ласковые слова принимались за оскорбления и брань, самое любезное и дружеское предложение – за приказ, причем отданный в грубой форме и сопровождаемый грозным окриком. Я тогда испытал к амазонам сильнейшее отвращение, и впоследствии мне было очень нелегко с ними разговаривать, ибо это отвращение я так до конца и не преодолел. Внутренне я кипел от возмущения… Как? С этими жалкими существами, отмеченными печатью вырождения, совокуплялись амазонки, чтобы продолжить свой род, чтобы обеспечить выживание своего племени, представительницы которого столь прекрасны?!

Однако, приложив усилия для преодоления своего предубеждения, я все же принялся объяснять амазонам, кто я такой, откуда прибыл в их края и зачем (надо признать, что проделывал я все это не без значительной доли притворства, так как я говорил, будто прибыл специально для того, чтобы облегчить их участь, что было неправдой, так как прежде я знать не знал об их существовании). Итак, я говорил, что хочу по мере возможности добиться того, чтобы абсурдная ненависть, питаемая ими и амазонками друг к другу, исчезла (после того, как я узнал о существовании амазонов и о жуткой вражде двух племен, мои намерения действительно стали именно таковы, но, сказать по правде, при виде амазонов мои взгляды несколько переменились). Тем не менее я предлагал свою помощь и выражал желание служить посредником в деле примирения двух враждующих сторон.

Хотя вскоре у меня и вошло в привычку посещать амазонов ежедневно (с разрешения предводительницы, разумеется), мне очень быстро надоела эта странная роль в малоприятных переговорах. Все мне было отвратительно в этих существах: их постоянные жалобы, их вздохи и стоны, их нечистоплотность, их слабохарактерность, их безволие. Кроме того, у меня были веские причины опасаться амазонок, которые могли заподозрить меня в потворстве представителям мужского пола, а потому я старался не делать и не говорить ничего такого, что могло бы их прогневить, ведь любая из них могла бы убить меня ударом ребра ладони… или они могли бы заставить меня разделить участь амазонов, что было бы еще хуже во сто крат…

Но пленники амазонок придерживались другого мнения и не понимали меня. «Отомсти за нас! Отомсти! Разве ты не мужчина, как мы?! Или ты – всего лишь жалкий раб амазонок, изменник, предавший свой пол?» – резко бросил мне в лицо однажды один из них, тот, что, казалось, имел на других некоторое влияние и пользовался уважением остальных. Я сделал вид, что то ли глуховат и не расслышал его слов, то ли их не понял, ведь, по сути, я не мог отрицать их справедливость, по крайней мере с точки зрения амазонов.